Нежность? Возбуждение? Больная зависимость? Сейчас меня раздирает только злость! Наматываю круги по комнате, сбрасывая подушки и шипя в потолок. Как он мог? Сначала приласкать, возвысить до небес, напомнить Мира из детства, а затем указать на моё место?

Устав от беготни и выплевав всю злость на стены, понимаю, что нужно поесть. Война войной, а без сил не повоюешь. Он хочет послушную зверушку? Будет ему виляющая хвостиком собачка. Но стоит Дамиру расслабиться, стоит немного спустить поводок… Даже у маленькой собачки очень острые зубы.

Вся неделя проходит под лозунгом «День сурка». Меняется только поднос с едой, и каждую ночь исчезает халат, который приходится носить целый день. Разбитые плитки убрали, но серая дыра каждый раз напоминает о первом дне. Я много медитирую, погружаюсь в воспоминания о прошлом, живу ими, успокаиваясь и уравновешивая свою боль. Тоска гложет по родителям, по Полине, по брату и по Миру. Смешно. Чем больше нахожусь в одиночестве, тем чаще думаю о нём.

Кажется, в еду мне что-то подсыпают, или это защитная блокировка тела, но большую часть времени я сплю. Пустая серость без сновидений утягивает, как трясина, после каждого приёма пищи, и снова начинается пустой день. От светлых стен уже тошнит, и я подолгу провожу в ванной, сидя на крышке унитаза и пялясь в тёмно-серое пятно. Здесь я чувствую себя свободной и могу расправить мысли, не боясь, что их уловит камерный глазок.

С трудом подсчитываю, что сегодня шестой день, и провожу медленно текущее время в ожидании. Сегодня или завтра должен вернуться Дамир, и очень надеюсь, что мне смягчат заключение. От желания выйти на улицу, потрогать рукой рыхлый снег маниакально чешутся ступни. Никогда не думала, что буду так скучать по морозному воздуху. Попытки открыть окно не увенчались успехом. Отсутствие ручек и крепкие замки, как раз под стать моей камере.

Как бы я не боролась со сном, трясина оказывается сильнее. Что-то меняется в привычной серости, я как будто поднимаюсь и парю. Горячее дыхание, знакомый запах, делаю глубокий вдох и жмусь, кутаюсь в тепло, втираюсь в защитную твердь. Мягкие облака под спиной и не отпускающий кокон рук. Мне хорошо, как в далёком детстве, когда Максимкин друг успокаивал меня, посадив на колени.

10. Глава 10

Вероника

Я лежу, придавленная тяжёлой рукой, и боюсь пошевелиться. В ягодицы упирается твёрдое и подёргивающееся нечто, а по влажной от пота спине рассыпаются мурашки. Обманываю себя, что они от страха. От чего же им ещё быть? Влажное дыхание в затылок, хозяйское поглаживание живота, вдавливание в пах и одновременная подача бёдрами вперёд, втирающая член в промежность.

Подскакиваю, как ужаленная в попу осой, подтягиваю к груди одеяло и испуганно спрыгиваю на пол. Из одежды на мне ничего нет, как и вокруг не вижу ни одного халата. Озираюсь по сторонам и испытываю лёгкий шок. Глаза утопают в светлой комнате с резной, белой мебелью, персиковыми занавесками на окнах и царским балдахином, скрывающим от посторонних глаз огромную кровать. Мягкий ковёр в цвет занавесок приятно обволакивает ступни, и в центре этой композиции улыбающийся Дамир.

- Доброе утро, Вероника.

Он лежит обнажённый, прикрыв краем простыни только бёдра, и наблюдает за мной, изогнув правую бровь. Пробегаюсь по его мощной груди, покрытой вязью татуировки, по длинным крепким ногам и смущённо задеваю взглядом приподнятую в паховой области ткань.

- Где я? – выдавливаю, с трудом справляясь с сухостью во рту.

- Это наша спальня, - обводит пространство рукой, отбрасывает единственное укрытие и поднимается с кровати.