А вот о чем он думал, стало ясно через минуту - Пашка оживленно  обернулся ко мне:

-  Грибов в этом году –  море.  Морозилка забита, банки везде…  Санька будто с ума сошла.

-  Я не сильно люблю их, ты знаешь.

-  Просто  не умеешь готовить.

-  Как скажешь, - хмыкнула я.  Понятно же -  отвекает посторонними разговорами.

-  Снотворное, наверное, уже  отменю… ты как?

-  А я знаю?  Не надо?  Дай мне нормально спать, – трусливо представила я  мысли и образы, которые будут маячить в мозгу, мучая всю ночь. 

-  Подсядешь еще…  ладно, отдыхай.  Так пацаны  уже знают, говоришь?

-  Я не хотела.  Сережка сам… по голосу понял, что что-то не так - очень плохо. Он хорошо знает меня,  чувствует.  Я  все сказала, как есть.  Отец пусть сам озвучивает свою версию. Мальчики уже взрослые, от нашего  люблю-не люблю больше  не зависят.

-  Вы – семья, здесь их дом. Лишаешь пацанов  родного дома.

-  Я лишаю?!

   Паша с досадой отмахнулся и вышел,  тихо прикрыв за собой дверь, а я закрыла  глаза, прислушиваясь к себе.   На слезы не тянуло, воевать тоже.  Скандалить, мстить - нет.  Хотелось  тишины вместе с  разумным покоем - как  в госпитале, но только подальше от него. А  если это еще и то, что доктор прописал… 

   Что бы ни говорил Пашка, а собственное  заторможенное  состояние ощущалось странно.  И тут одно из двух:  либо нервы у меня - стальные канаты,  а это не так, взрывной характер – беда моя.  Либо что-то эдакое все же содержится в составе капельниц.  В любом случае,  препараты  только сглаживают эмоции, тормозят их, но способность  разумно мыслить не отключают.

   Поэтому врать  самой себе об абсолютном личном спокойствии не было смысла.  Стоило только задуматься, и становилось тошно от  какой-то пошло-тоскливой обыденности того, что случилось.  Гадко, противно, стыдно!  И  почти до невыносимости обидно  попасть в незавидную  когорту  надоевших  жен. Пополнить  собой ряды истерзанных ревностью, болью и непониманием  баб. Я так точно в ауте.  В полнейшем офигении.

    Почему каждая из нас  до последнего истово верит, что мимо нее-то уж точно  пронесет?  Никаких же гарантий!

     А мальчики меня поймут.  И дом у них  будет.  Где мамка – там, по определению, и дом. И куда приехать будет, и с внуками  в будущем помогу.  Теперь все – только для них. Ничего-ничего, как-нибудь… потихонечку.

4. Глава 3

   Через несколько дней погода выправилась, даже пару раз казалось, что вот-вот блеснет солнце, но не случилось.  И все равно  стало как-то легче –   непогода дополнительно давила на психику.

   В день выписки Паша  лично занес мне выписной.   Положил на тумбочку, прошел к окну и махнул оттуда рукой:

-  Сюда подойди, хочу при дневном свете... погано, Зойка… - подвел он итог после осмотра, - желтая с прозеленью и скупо синевой разбавлено…

-  Спасибо, Пашка… ты дурак?  Это что было? – вытянулось у меня лицо.

-  Кожные покровы…  А что ты так?  Красоткой никогда не была.  Ты с других козырей…  - хмыкнул он и сразу посерьезнел: - Я звонил  этому Токареву,  он ждет тебя.  И  буду говорить с ним еще.  Тебе бы взять там путевку, сейчас речь не о профилактике – нужно закончить лечение. 

-  Когда меня накроет, Паша?  - прошептала я, - голова пустая…   Ты щадишь меня или всем так наливаешь?  Когда я стану собой?

   Паша  присел на стул возле моей кровати и кивнул мне, чтобы села тоже.

-  Я немного попугал тебя, чтобы ты не филонила.  Все так и есть, но ты должна знать, что твой диагноз не приговор.  Отнесись…

-  Ты уже говорил. Когда накроет, Паш?