Мы помолчали.  Павел задумался, глядя в сторону окна, молчание напрягало... не договорили.  Я кашлянула.

-  Я сама хочу уехать, Паш.  Просто хотелось без  нервотрепки, насколько это возможно.  И дети уже знают.

-  Я за то, чтобы сейчас ты уехала, - кивнул он, -  вам в любом случае нужно время – остыть, подумать.  Что касается моего отношения ко всему этому, то ты спешишь… и сильно спешишь.  Витька рвется к тебе, у него скоро выход…  все равно придется  выслушать.   Но это потом… имею в виду - говорить потом, когда в тебе перекипит  все это говно.  Не сейчас.

-  А что он скажет, интересно?  «Ты все не так поняла»,  «это  не то, что ты подумала», «прекрати начинать из-за ничего»?  Что там еще говорят?  Да зашибись, Паш!  Знаешь, что  я  уже сейчас  предчувствую в процессе этого разговора?  Омерзение и скуку, Паш.   Спасибо брому?

-  Да что тебе втемяшилось? Нет тут брома! – рыкнул Пашка, переводя глаза на  систему. Из мешка, закрепленного на штативе, мерно  капала  в прозрачную  трубочку  волшебная  жидкость  неизвестного состава.  Место на сгибе локтя, где был закреплен катетер, побаливало.   

-  Ну, значит, что-то на его основе, аналоги, - не сдавалась я, - и я же не выступаю? Я  спасибо говорю.

-  Все по схеме, как положено...  А поговорить  с Виктором все равно придется, так что потихоньку привыкай к мысли.

-  Ага! – огрызнулась я.

-  Вот - кипит еще в тебе… бром, хоть и медленнее уже.  Потихоньку настраивайся  на спокойный   диалог.  Ты умная девочка.

-  А что – на это похоже, Паш? –  вырвалось тоскливо.

    Опустив глаза,  разгладила свободной рукой   складочки  на пододеяльнике.  Какие  разговоры?  С кем и о чем? Вообще  без вариантов. 

    А болячка…  она дала о себе знать  лет в двадцать семь… или восемь, еще когда мы служили на Белом море.   Голова иногда болела просто зверски, и в какой-то раз я поплелась в санчасть  – дома все анальгетики подъела.  Доктор  Иванков сразу же начертил мне таблицу и велел в течении недели заполнять ее значениями АД.  На этом основании и поставил мне гипертонию.

   Он   вообще был человек с юмором.  Например,  в ответ на бесчисленные жалобы мальчиков из  сибирской глубинки и восточных окраин, которые, как правило,  офигевали от  непривычного для них внимания медиков, и начинали немилосердно злоупотреблять им,  доктор назначал лечение. А именно  – разламывал  надвое таблетку глюконата кальция и вручал ее со словами – это тебе от головы, а это  от живота.

   Благодаря таким анекдотам,  доверие к нему, как к эскулапу, было, мягко говоря…   неполным.  И напрасно.  Диагноз был поставлен верно.  С таким живут до глубокой старости, вот только нужно  было дисциплинированно  сидеть на этих самых препаратах, а не игнорировать  предписания доктора.  Стоило резко поменяться погоде, или же  понервничать  и головная боль исправно  сигнализировала  о поднимающемся давлении.  Тогда я, конечно же, вынужденно пила и обезболивающее, и понижающее.  А нужно было регулярно и по схеме… Когда, наконец,  собралась жаловаться Паше, время уже ушло. Да что теперь об этом?

     А еще приморский климат...  Он всегда  (стороны света при этом не имеют принципиального значения) –  дерьмо по определению.  Сырость, вечные ветра, а здесь еще и зима  большую половину года,  когда тоска по солнцу почти невыносима, а вторая половина  – когда это солнце  уже почти ненавидишь.  Хотя человек такая тварь - привыкает  почти ко всему,  и я тоже привыкла.  Тянула бы и тянула дальше...

-  Когда  Усольцев выходит в море?