-  Тогда это странная любовь, мама.  Папа  хотя бы сказал тебе честно.

-  Ну да… сказал, - отвернулась мама к мойке.

   Я подошла и отодвинула ее в сторону.

-  Извини.  Ляпнешь иногда… сама потом не рада.  Давай, я вымою.

-  Да ничего такого ты не сказала.  Это я копаюсь…  Ты  тоже извини. 

-  Да.  А… мне сегодня после двух к врачу, мам!

   В этот день, выйдя на улицу,  я обратила внимание на запахи.  Налюбовавшись  вчера на Таю,  синее небо, зеленую траву и вообще…  все лето скопом, сейчас я  вынюхивала его.  Это был  и Тасин уютный и знакомый уже запах.  А еще  листок смородины... если растереть  его в пальцах, он пахнет так… просто одуряюще.  Раздавленная подошвами трава,  хвоя, нагретая солнцем…   аптечная ромашка...  мелкая холодная  хризантема... Пока дошла до санатория, перевела кучу зелени, срывая и поднося к носу. 

14. Глава 13

   Приветливо кивнув охраннику, который почему-то даже не вышел из своей застекленной будки, а только молча посмотрел на меня, я прошла на территорию санатория.  Шла по дорожкам, не спеша  любовалась  цветами и думала – что меня так пробило на это лето?  Будто я последний год живу и никогда больше его не увижу.

  Просто я цеплялась…  Я всеми силами цеплялась за то, что у меня еще оставалось.  Была мама…  и с ней нужно аккуратнее, иначе  доведу...  Есть  вариант -  я перестаю  выплескивать на нее это свое - больное,  потому что у нее, похоже, еще свое не отболело.   А, значит,  начинаю  вариться в собственном соку.   Пока  не уверена была, что у меня  выйдет… извини, мама.  Сегодня, после нашего разговора, мне стало легче.  Я, конечно, буду стараться держать себя в руках, но, если не получится – извини…

   Мальчики…  Мысли о них… и  просто то, что они у меня есть и сейчас с ними все хорошо, это что-то светлое и теплое где-то там – на уме, в памяти, в сознании.  Это мой самый надежный якорь на сегодня.

   Тася… опять пусть извинит мама, но для меня она не станет лекарством.  Не та степень отчаяния, или переживаю  я свое горе  иначе – неизвестно.  С Тасей я помогу, даже  за ухом почешу, доить научусь…  но она не отвлекает меня, это будет просто обязанность, которая  оставляет время маяться мыслями и дурью, соответственно.

   А лето…  На севере сейчас уже совсем поздняя осень и все, что случилось тогда, случилось  в ее    декорациях.   Бесцветным там  для меня стало все – природа, эмоции, отношение ко всему… к жизни.  И  как же не хотелось этой  серости здесь!  Я  же опять нырну в то состояние, погружусь  в него с головой.   Сейчас только выглянула из него, кончик носа высунула, буквально… огляделась, а тут  мама, наш дом, лето, краски, тепло…   Пока лето – есть надежда на лучшее.  Дурная, непонятная, но есть – что переболит когда-нибудь,  успокоится, уляжется. Странно в голове замешано…

    В вестибюле административного корпуса я осмотрелась и спросила  женщину  в белом халате, которая  крепила какую-то бумажку на доску объявлений:

-  Не подскажете, где здесь кабинет заведующего?

-  Святослава Викторовича?  - обернулась она ко мне.

-  Да… наверное -  Токарева, - подтвердила я.

   Свой файлик со всей медицинской литературой, которую напихал туда Пашка, я вручила  невысокому пожилому мужчине,  вьедливо-приветливому и с пристально прищуренными глазами.  Но, мало ли - у человека  настроение.  Потом мне стало понятно…

-  Рад… рад, что Павел  Антонович вот так… по-свойски,  так сказать.   А иначе как?   Обратился, значит,  все трения позади, вы не считаете  э-э-э…

-  Зоя.

-  Да, - заглянул он в документы, - Зоя Игоревна.