Отец разрешал вести разгульный образ жизни, закрывал глаза на мои гулянки, поздние возвращения домой, на откровенную глупость, на неверный выбор друзей. Скорее всего, с матерью он вел себя диаметрально противоположным образом, и потому мне был выбран карт-бланш.

И это его предложение – стать женой настоящего бандита, неизвестного, возможно, опасного, конечно, вызвано, в первую очередь заботой обо мне. По крайней мере я так думаю, хочу думать. Он верно сказал: без денег, дома, который уже сейчас арестован, без работы, и, как оказалось, без друзей, долго я не проживу. Сколько бы я протянула? День? Два? А с надвигающейся на глаза чернотой вообще время сократилось бы до нескольких часов…

Я уверена, что, только заботясь обо мне отец предложил мне этот вариант…И дело совсем не в том, что Марсель Салазар предложил ему защиту и помощь в суде, показав какие-то важные документы, которые могут переломить решение судьи…

Ведь согласился же он с тем, что предложение Айдара Мухтарова, этого страшного человека в сером, в глазах которого клубится еле сдерживаемая страсть и похоть, стать его любовницей – вариант намного хуже, чем продать страничку паспорта с графой о семейном положении…

Нет…

А вот эта тень – Марсель. Эта большая, черная, мощная тень, края которой очень точно очерчены, четко обрисовывая сильные контуры его тела, точно принадлежит ему. Он многое не договаривает, многое скрывает, но я вижу в глубине его глаз зачатки порядочности, которые он прячет, скорее всего, даже от самого себя. Он словно камень, его сердце заковано в броню, я еще совсем его не понимаю, но знаю каким-то шестым чувством, что в чем-то ему, наверное, можно доверять.

Потому что к его массивной тени, как маленькая испуганная собачка, жмется его дочь. Дина – резкая, невоспитанная, противная, вся будто состоящая из выпущенных защитных иголок, но она, все же, ребенок. А дети могут отличить добро от зла…

А эта тень – я…Расплывчатая, серая, будто исчезающая…Она волнуется, дрожит, потому что все еще не уверена в правильности своего решения, однако понимает, что другого выбора у нее нет.

И не в силах больше мучить себя всеми этими мыслями, я закрываю глаза, пытаясь отрешиться от всех теней, которые начинают дьявольские пляски на потолке, подгоняемые моими мрачными предчувствиями…

— Где твой отец? Хочу с ним поговорить, — Дина сидит на большом барном стуле и облизывает пальцы – открыла банку с джемом и ложкой ест его сладкое содержимое. У меня сразу появляется кислый привкус на языке – не представляю, как можно есть столько сладкого с утра.

Девочка даже не поворачивается ко мне, но поза ее сразу становится напряженной. Волосы все также распущены, на лбу – подобие банта, и я замечаю на кугуруми в виде радужного пони красные вишневые следы от джема – банка явно открылась не с первой попытки.

— Если не скажешь, буду кричать, звать его, пока он не придет.

Девочка сжимает губы и поднимает глаза на меня, презрительно кривя губы, когда я встаю прямо перед ней, разделяя нас барной стойкой.

— Он уехал на работу. Приедет вечером.

— Ясно, — вздыхаю я и достаю из кармана сотовый телефон – хочу перезвонить ему, вспомнив, что вчера с его телефона пришел отчет о зачислении средств на мой счет.

— Он не любит, когда его беспокоят, — косится Дина на мой жест.

— А я и не беспокою, — набираю номер и слушаю гудки. Еще и еще. Еще и еще. Марсель не берет трубку. В глазах Дины светится злое торжество.

— Я же говорила, — хмыкает она и снова принимается за сладкое.

— У тебя попа не слипнется – есть столько сахара? — недовольная тем, что дозвониться до Марселя не вышло, срываю злость на мелкой пакостнице.