— Я в семь лет к взрослым не приставала! — наставительно бурчу я, а она показывает язык. — И не шепелявила…

— Сама ты…сама ты…шепе..шепу…лявила! — кричит она, и убегает в другую комнату, сильно стуча каблучками туфель.

Марсель поворачивается ко мне с немым вопросом, но я развожу руками: мол, не при делах, не знаю, от чего твоя дочь сорвалась с места, будто ей возжа под хвост попала. Он хмурится и поджимает губы. Я же снова наливаю себе шампанского, едва плеснув через край.

— Ой, — хихикаю, отчего-то находя это невероятно смешным. — Изве..изини…извините.

— Настя… — отец укоряюще хмурит брови и тут же нервно бросает взгляд в сторону Марселя. Эта его манера выслужиться сильно раздражает, и мне хочется сказать ему что-то обидное, правдивое, чтобы ему стало за себя обидно, за то, что по-сути, продает свою дочь, но я молчу. Как всегда молчу…

— Мы устроим свадебное торжество, — внимательно смотрит в мое лицо Марсель, и мне кажется, что его образ начинает расплываться, немного «плыть». — Будет прием. Будет платье. Фотограф.

— Зачем тебе это? — замечаю, что все еще прыгаю с обращения на вы и на ты, и это отчего-то ужасно смешит – не думала, что с будущим мужем будут проблемы такого рода! — Перед кем хочешь покрасоваться?

Его лицо смурнеет, и я понимаю вдруг, что попала в яблочко – он точно хочет кому-то что-то доказать, показать.

— Хочу показать всем свою красивую жену… — говорит он, но в его голосе сверкают предупреждающие о сильной грозе молнии.

— Перед тем, как убьешь, да, Синяя Борода? — немного пьяно ухмыляюсь я, и вдруг все меняется: Марсель резко вскакивает со стула, отчего он ударяется с громким стуком об пол, в два счета оказывается рядом со мной и ставит свои руки на спинку резного стула по обе стороны от моего лица.

Сглатываю, испуганно глядя, как играют его напряженные мышцы под черной рубашкой, как бьется ниточка пульса на горле сбоку. Словно мышка, попавшая в западню, медленно поднимаю взгляд выше, и пропадаю, теряюсь, сразу же трезвею от той силы ненависти, которая буквально плещется в его огромных, синих глазах. Они похожи на штормовое море, я вижу, как девятый вал догоняет мои слова, как он быстро подбирается чтобы обрушиться на меня со всей своей стихийной силой. От него даже пахнет сейчас по-другому: опасностью, смертью, озоном. Грозовой фронт покрывает все пространство комнаты, а над нами начинают поблескивать молнии. Одно неосторожное движение – и от меня не останется мокрого места…

И вдруг я решаюсь на неожиданный шаг. Понимая, что сказанные слова, сорвавшие пружину с этого внешне спокойного человека, обнажившего зверя, что скрывался под его покровом, не вернуть назад, я едва приподнимаю дрожащую руку вверх.

Немного задерживаюсь у линии вздымающейся груди, практически дотрагиваясь дрожащими от волнения пальцами до пуговиц рубашки.

Меня ведет инстинкт, но теперь я уже сомневаюсь, что это инстинкт самосохранения. Скорее, саморазрушения, но я уже не могу противиться сама себе – теперь и мне самой хочется, безумно хочется дотронуться до него, сгладить распаленную ярость, укротить огонь.

Тут или пан, или пропал. Он или задушит после моей наглой выходки своими мощными руками, сильными пальцами, или…

Кладу холодную ладонь на его горячую щеку. И вижу, как его глаза меняются. Удивление, поднявшееся изнутри его естества, словно встает забором и не дает обрушиться лавиной гнева его звериной несдержанности.

Мне кажется, что я словно укротитель тигров, но это ощущение только ускоряет пульс, страха я уже не ощущаю.