А Милочка… Наверное, судьба решила, что этой девушке слишком много счастья и радости уже было отмерено в той, череповецкой жизни…
Сразу после Нового года Люда, позвонив маме на работу в зубную поликлинику и лихорадочно придумывая причину, по которой можно было бы не ехать в Череповец на «каникулы», услышала страшное известие – Алевтина Васильевна трагически погибла в автокатастрофе вместе с новым мужем, Юрием Сергеевичем… Смерть их была нелепой и жуткой – они возвращались на стареньком «жигуленке» домой из гостей, Юрий Сергеевич выпил там несколько рюмок, реакция его притупилась, а навстречу по дороге попался «МАЗ» с абсолютно пьяным водителем. Лобовое столкновение – и тела погибших пришлось извлекать, разрезая автогеном искореженный кузов…
Как она добиралась до Череповца – Людочка помнила смутно. Хорошо еще Валерий был все время рядом, пытался разговаривать с ней, как-то тормошить.
– Ты поплачь, поплачь, Людочка, легче будет, – убеждал ее скульптор. – Ты покричи, повой в голос, дуреха, только не молчи…
Но Мила словно закаменела и даже на похоронах не проронила ни одной слезинки.
И лишь после возвращения в Питер ее прорвало. Она рыдала отчаянно и страшно, потому что поняла – со смертью мамы сгорел последний мостик в ту хорошую, прежнюю жизнь, в которую она подсознательно еще хотела вернуться…
Валерий утешал ее, как умел:
– Смерть, наверное, лучшее, что есть в этой жизни… Смерть заставляет человеческую особь воздержаться от проявления всей мерзости и гнусности, которые в ней, в этой особи, сокрыты… Тем же людям, в которых мерзости мало, – даруется случайная мгновенная смерть, как легкий переход к иной субстанции…
Людочка плохо понимала, что он говорит, но была благодарна ему за простое человеческое сочувствие, которое скульптор выражал уж, как умел.
Шок, вызванный гибелью мамы, не смог заставить Людочку совсем бросить наркотики, но по крайней мере она стала стараться «ширяться» реже – только тогда, когда уж совсем тоска к горлу подступала… Старалась Мила ограничивать и Валерия – она даже с работы уволилась, чтобы быть все время рядом с ним. Денег, оставшихся от мамы в наследство, могло хватить еще на несколько лет той жизни, которой Людочка жила с Валерием… Скульптор начал понемногу обучать Милу азам своего ремесла, она стала помогать ему в работе – а работы хватало, коммерсантам и кооператорам почему-то все чаще и чаще требовались надгробия.
Незаметно пролетел год (летом Людочка, конечно, ни в какой институт документы не подала). Год этот очень изменил Мил у, очень… Одноклассники бы ее теперь, наверное, не сразу даже и узнали… Кто знает, может быть, так и сожгла бы себя Милочка наркотиками, и ее история закончилась бы гораздо раньше, но судьбе было угодно помучить ее подольше…
Однажды февральской ночью в парголовский домик, где по-прежнему жили Валерий и Люда, ворвались четверо в масках:
– К стенке, падлы, к стенке!
Людочка спросонок не могла ничего понять, Валерий дернулся было к тяжелой кочерге, стоявшей у печки, но резкий удар ногой опрокинул его на пол.
– Ишь ты, наркот, а шустрый… Где деньги, пидор?! Где бабки? Сожгу падлу!
Человек в маске схватил Валерия за волосы и ткнул лицом в раскаленную еще дверцу печки… Скульптор страшно замычал, в комнате запахло паленым волосом. Мила закричала, бросилась было к окну, чтобы, выбив его, позвать на помощь, но другой верзила в маске перехватил ее на бегу, сбил лицом в пол, завернул руку за спину и задрал до пояса фланелевую ночную рубашку, под которой ничего больше не было…