В отношениях церкви и государства в это время “симфония” действует под знаком влияния первой. Так, церковный устав Владимира Святославича значительно расширяет по сравнению с византийскими уставами сферу церковного суда, к которому переходят все семейные дела, чтобы церковь могла успешнее воздействовать на общественную жизнь. Еще важнее постоянная в XI – начале XII в. практика принятия князьями наставления и руководства от церковных иерархов.

Но с началом удельного дробления начинается и постепенное затемнение “симфонии”. Андрей Боголюбский в 1156 г., не поладив с ростовским епископом Нестором, выгоняет его, а через несколько лет и его преемника Леона (по словам летописи, “хотя самовластец быти всей Суждальскои земли”). В 1162 году, пытаясь сделать из Владимира “новый Киев”, он просит константинопольского патриарха Луку Хрисоверга основать там митрополию и предлагает своего кандидата на этот пост, мотивируя просьбу тем, что он выстроил многие храмы и даже кафедральный Успенский собор. Патриарх хвалит его за ревность к делам благочестия, но отказывает в просьбе и строго напоминает, что не дело князя влиять на поставление епископов: “… начнеши гонити сего Богом ти данного святителя и учителя… а ведомо ти буди, благословеный сыну, то аще всего мира исполниши церкви, и грады… гониши же епископа… то не церкви, то хлеви…” Но суровое предупреждение о том, что стремление князей подчинить себе церковь превращает “храмы в хлевы”, то есть обесценивает их, кажется, не было услышано. Брат Мономаха Ростислав убивает инока Григория за обличение, а великий князь киевский Святополк тоже за обличение мучил печерского игумена Иоанна.

С монгольскими завоеваниями начинается новый период церковно-государственной “симфонии”, продолжавшийся до падения Византии в 1453 г. С началом “собирания земель русских” Москвой церковь соединяет свою власть и авторитет с линией московских князей, что закрепил переезд митрополита Петра в 1326 г. из Владимира в Москву (позднее была перенесена и митрополичья кафедра). “Но, соединив свою судьбу с одной линией, всячески поддерживая ее, – отмечал протоиерей Александр Шмеман, один из самых авторитетных современных православных богословов, – Церковь незаметно сама оказалась во власти этой линии, поставила себя ей на службу, перестала быть «совестью» государства, чтобы превратиться постепенно в опору и почти инструмент Московского «империализма»”. Московские князья нередко бесцеремонно вмешиваются в церковные дела, нарушая все предписания и каноны. Так, Дмитрий Донской пытается сделать митрополитом угодного себе архимандрита Митяя и заключает в тюрьму епископа Дионисия, отказавшегося благословляться у еще не поставленного в епископы священника. Когда в Москву приезжает поставленный в Константинополе митрополит Киприан, Дмитрий прогоняет его, а за ним прогоняет и Пимена, подкупом добившегося посвящения в том же Константинополе. Только когда все эти неприглядные истории начисто изгладились из церковной памяти, Дмитрий Донской был канонизирован на Поместном соборе 1988 г.

Не случайно русские святые в XIV–XV вв. начинают уходить из городов в далекие и безлюдные места, основывая там монастыри нового типа, соединяющие мистические и молитвенные подвиги с социальным служением. И самый замечательный из них, преп. Сергий Радонежский, решительно отказывает митрополиту Алексию, когда тот хочет сделать его своим преемником, – “если не хочешь отогнать мою нищету [то есть меня, убогого] от того, чтобы слушал святые слова твои, более не говори и никому другому не вели”.