Наступил новый этап Смуты – гражданская война. Еще недавно в учебниках события этих лет называли первой крестьянской войной в России. Закрепостительная политика в условиях голода на самом деле вызвала волну сопротивления, хотя повстанцы вроде бы не стремились к новому общественному устройству и, по свидетельству патриарха Гермогена, призывали жителей осажденной Москвы: “Велят боярским холопам побивать своих бояр и жен их, и вотчины и поместья им сулят. Шпыням и безымянникам ворам велят гостей и всех торговых людей побивати и животы их грабити и призывают их, воров, к себе, хотят им давати боярство, воеводство, окольничество и дьячество”. Появились “воровские помещики”, получившие свои владения от предводителей восставших. Против Шуйского поднялись не только холопы и крестьяне. Тяготы службы и разорение поместий заставляли провинциальных служилых людей выступать против столичных “богатин” и “боярского царя”. Под водительством бывшего “боевого” холопа, а теперь воеводы “царя Дмитрия” Ивана Болотникова сражались его прежний господин князь Андрей Телятевский, воевода князь Григорий Шаховской; вместе с атаманом Илейкой выступили дворянин Прокопий Ляпунов и стрелецкий сотник Истома Пашков.

Борьба с мятежниками несколько месяцев шла с переменным успехом. Армия Шуйского окружила войско Болотникова в Туле; после тяжелой осады царь заключил договор с восставшими: большую часть отпустил, но жестоко расправился с предводителями. Однако торжествовать победу Шуйскому пришлось недолго: летом 1607 г. объявился Лжедмитрий II – личность до сих пор загадочная. Достоверных сведений о его судьбе практически нет; современники поговаривали, что был он школьный учитель и будто бы из крещеных евреев, но эти “известия” вполне могли быть и пропагандой его противников.

Новый царь половины европейской России был извлечен нуждавшимися в предводителе повстанцами из долговой тюрьмы города Пропойска, поскольку имел точно такую же бородавку на носу, как и первый самозванец. В его лагере собралось разношерстное воинство: изгнанные из Польши мятежники с гетманом Романом Ружинским и Яном Сапегой, признавшая “воскресшего” мужа Марина Мнишек, болотниковские атаманы Юрий Беззубцев и Иван Заруцкий, бояре Салтыковы и Черкасские, ростовский митрополит Филарет (представитель боярского рода Романовых, насильно постриженный в монахи Годуновым), запорожские казаки и татары. На их сторону перешли Псков, Ростов, Ярославль, Кострома, Вологда, Галич, Владимир. В стране оказалось две столицы: Москва и ставка Лжедмитрия II – подмосковное село Тушино; два правительства и даже два патриарха – “законный” Гермоген и тушинский Филарет.

Кроме упоминаемых в учебниках Лжедмитрия I и Лжедмитрия II появилось еще не менее 15 самозванцев: Лжедмитрии III и IV, другие “дети” и “внуки” Ивана Грозного – царевич Осиновик, царевич Иван-Август, царевич Лаврентий; на власть претендовала вдова Лже-дмитрия I “царица Марина Юрьевна”, родившая от Лжедмитрия II “царевича Ивана Дмитриевича”. Обилие “родственников” порождало конкуренцию: Лжедмитрий II повесил семерых “сыновей” царя Федора – “царевичей” Клементия, Савелия, Симеона, Василия, Ерошку, Гаврилку и Мартынку. Уезды и города по нескольку раз переходили из рук в руки. Каждый из “царей” по городам сажал своих воевод, проводивших поборы и реквизиции “изменничьих животов”. Сколько было таких удальцов на “местном” уровне, мы не узнаем никогда.

В уездах власть захватывали казачьи отряды со своими панами-атаманами. Казаки той поры не были похожи на военное сословие, известное по шолоховскому “Тихому Дону”. Кто только не становился казаком в Смуту: беспоместные дворяне, разорившиеся купцы и посадские, беглые холопы, поповские дети, крещеные и некрещеные татары, выходцы с литовской “украины”, “немцы” и даже евреи. Их атаманы служили всем, кто мог обеспечить “корм” и жалованье. Казачьи отряды в качестве вознаграждения за службу получали или силой забирали территории в кормления – “приставства” – и брали с мужиков деньги и продукты.