Два дня под потолком: в других условиях Антон посчитал бы это ужасом (не для себя, он-то неприхотлив), но отчего-то так хорошо, так уютно им было здесь: вечерами Аня шептала ему о том же, прижимаясь. Они сидели обычно на одной полке в обнимку, вытянув ноги на вторую, и смотрели по планшетнику фильм, поделив наушники… В сторонке, будто в гнезде, в раскопанной постели лежали несколько банок пива. Пиво усыпляло, как и ленивое покачивание вагона; как и красное солнце, катившееся точно вровень с ними. Антон прикрывал глаза и уже не держался сознанием за фильм, словно отцеплялся от лодки… Бесконечные пустые трассы через холмы, как только и бывает в американских road movie; пара, которая едет откуда-то и куда-то в раздолбанном «Додже», и не хочется думать, влипнут они во что-нибудь или сами, как Бонни и Клайд… Как и красное солнце, катившееся точно вровень с ними… Антон успел увидеть даже что-то, связанное с работой – кажется? – в последние дни он вымотался, аврально сдавая дела, – прежде чем дернул затекшей ногой, проснулся, проглотил слюну.

– Ты бы хотел так?

– Как?

– Ну как в кино. Ехать на машине куда глаза глядят…

Антон уставился в экран; расспрашивать, что успело произойти, не имело смысла, потому что этот побитый песками «Додж» выехал из десятков других кинолент и готовился въехать в другие, вернее, наверняка уже въехал, потому что нечто неуловимое – сочетание мягкого черного с нежнейшей рыжиной? зернышки по пленке? нет, не понять, – сам воздух выдавал начало девяностых. То голливудское, видеокассетное, что впиталось с раннего детства. А потому узнавалось мгновенно.

– Хотеть-то – хотел бы, но для этого нужна машина в четыре раза шире моей.

– Ну не в четыре, в три.

Пошутили про размеры…

Ковбойская – или типа того – шляпа героя, выдающийся лоб, прищуренный взгляд человека, которому сам черт не брат.

– Похож на Женьку, – заметил Антон.

– Это же Ривер Феникс, – почему-то оскорбилась Аня. – Между прочим культовый актер… Он погиб года в двадцать три. А это его последняя роль. Он умер во время этих съемок, точнее, не прямо на площадке, а в каком-то клубе от передоза… А клуб принадлежал Джонни Деппу. Кстати, там и теперь какое-то памятное место… А фильм сделали только сейчас, потому что тогда его, понятное дело, недосняли, а потом потеряли пленку, что ли, и режиссер чуть ли не двадцать лет ее выцеплял обратно, и вот наконец… Ты заметил, что там некоторые эпизоды пересказывает голос за кадром?

– Я думал, так и надо, – бормотал Антон, снова проваливаясь от этого сладкого обилия слов.

– Да, оригинально… Хотя надо ли было все это вообще делать, тут можно поспорить… Тут прямо видно, что Феникс слабый актер, а его после смерти так воспевали…

Антон улыбался. Первое время он все удивлялся ее «продвинутости»; однажды даже заикнулся об этом в разговоре с отцом, тот посмеялся, почему-то смущенно: «Ну конечно, она же из такой семьи…» Аня фанатично таскала его не только на какую-нибудь неделю французского кино, где в зале были, кажется, только студенты инфака и в русские субтитры никто больше, напрягаясь, не вглядывался (он с ревностью замечал, что, кажется, даже и Аня), но и на выступление каких-то гастролирующих поэтесс… Эта, как ее?.. Затекала нога, капризничал мелкий, скромно грохотал скромненький мост над рекой, и бешено билось в его сетях затекавшее солнце.

– Вот как всегда! – сказала Аня.

Они вышли покурить в тамбур, в густые сизые сумерки; здесь же стояли несколько чужаков с пивком: ну да, в купейном-то вагоне и дышится легче; раскрытая – для воздуха – дверь в пространство между вагонами, тяжеленная, распахивались и запахивалась, грозя однажды кого-нибудь зашибить.