— Неудачное место. Будет плохо держаться. Постарайся не дёргаться и поменьше сжимать кулаки, воинственная ты моя.

Моя? Зачем он так меня называет?

Вздыхаю.

— Я всё еще жду объяснений, Артём. Как я здесь оказалась?

Курбатов тыкает в экран смартфона и включается запись. Мой пьяный голос вещает:

— Хочу море, солнце и белый песок.

— Запросто, — усмехается на записи Артём.

— Да, ладна, не пинди… — у меня заплетается язык.

Божечки, и угораздило же меня вчера выпить.

— Не пиндю, — передразнивает Курбатов.

— Слово пацана? — продолжаю буробить я.

— Если дашь слово девчонки.

— Какое?

— Ну, я тоже хочу кое-что.

— Дык, у тебя же всё есть, — я икаю.

— Я хочу тебя… — в голосе Артёма прорезается хрипотца.

Я даже глаза зажмуриваю. Мне снова ужасно стыдно.

На записи я икаю и тяну:

— Нееет, — еще и носом шмыгаю.

— Да… — хрипло басит Артём.

Слышно звук звонкой пощечины. Ого, похоже, я не только бокалы вчера била, но еще и Курбатова заодно.

— А как же море, солнце и белый песок, принцесска?

— Пошёл ты… Ты пиндишь, – еле разобрать, что буроблю –через губу еле переплюну.

— Слово пацана.

Я хмыкаю.

— Ну, тады, слово девчонки, что разрешу поцеловать. Но только на белом песке, у моря, – икаю, — только один поцелуй!

Запись заканчивается, а я хлопаю глазами. Артём ухмыляется:

— Слово не воробей, вылетит –не поймаешь, — он смеётся надо мной. — Я своё слово скоро выполню. И тебе придётся, — он машет телефоном перед моим носом.

— Курбатов, ты сдурел? Я же пьяная была.

— Ну, так не пила бы, — его ничем не пронять. — А кофе тебе можно? — Артём тянется к кофе машине.

— Утром, да.

— Лоте, капучино?

Отвечаю на автомате:

— Капучино, — и тут же спохватываюсь. — Артём! Пошутили и хватит. Я не могу так вот всё бросить. Мне надо срочно домой!

— Зачем?

— Мне завтра на работу!

— Ты на больничном.

— Ты не понимаешь. У нас даже на больничном работают из дома.

— Расслабься. Никто тебя трогать не будет, — он протягивает мне чашку с ароматным кофе. — Я переговорю с твоим начальником.

Я обжигаюсь, поперхнувшись кофе.

— У меня есть сын. Я не могу его так запросто бросить. Мне надо срочно позвонить сестре, — до меня доходит вся суть подставы. — Жанка меня съест. Она обещала посидеть с Сашком только вечером!

Артём подхватывает под локоток и усаживает на диванчик. Сам втискивается рядом. Места на маленьком диванчике только на двоих –мы сидим слишком близко, вплотную, касаясь ногами. На столике перед нами –планшет.

Он включает видео. С экрана мне улыбается сестрёнка с сонным Сашкой у неё на руках. Она подмигивает и говорит:

— Света, отдохни, развейся. Не обижайся, я отдала Курбатову твой загран.паспорт. И не благодари. «Спасибо» не надо. Только с тебя подарки!

Вот это её «спасибо» не надо… заставляет меня внимательно оглядеть потрёпанное платье и подранные чулки. Я почти уверена, что это вовсе и не шифон, а натуральный шёлк. С ума сойти.

Я не сдерживаюсь:

— Твою мать… Она что, и платье у тебя взяла?

А про себя думаю: «и чулки»… Прячу босые ноги со стрелками подальше под диван. И тут же тараторю:

— Я всё верну. Оплачу.

Сама понимаю, что за эти шмотки мне работать полгода придётся, еще и экономить.

Артём перестаёт улыбаться.

— За кого ты меня принимаешь? Это подарок.

Это, конечно, шикарный подарок.

— Я не могу принимать такие дорогие подарки.

Курбатов чуть отстраняется, окидывает оценивающим взглядом, и даже рот приоткрывает, чуть высунув кончик языка.

— Тогда не принимай, — он выжидательно смотрит, склоняет голову к плечу. — Такая принципиальная, да? Ну, же, снимай.

Я теряюсь и тупо пялюсь на него в ответ. Артём сидит так близко. Он смотрит мне в глаза, а сам кладёт руку мне на ногу и нежно ведёт ею вверх по бедру, задирая юбку, шепчет: