Что же скрывается за его резкостью? Неужели он как коршун оберегает дочь от внешнего мира, считая меня чужаком и угрозой ее спокойствию? Но почему? Ведь она такая красивая. Может, она кому-то обещана?
Но я благодарен старику за то, что не выдал мое местонахождение. Была ли эта авария случайной или же кто-то подстроил ее? Это мне еще предстоит узнать.
И пока я в таком состоянии, лучше, чтобы никто не знал о том, что я жив. Если меня придут добивать, я не смогу оказать должного сопротивления.
Может конкурент решил избавиться от меня одним махом? А что, годная версия.
С этой мыслью я снова отключаюсь.
****
Веки тяжелые, будто к ним привязали камни. С трудом разлепляю их и первым делом чувствую на себе чей-то взгляд. Он теплый, проникающий, и, как ни странно, немного успокаивающий. Передо мной Тамила.
Сердце пропускает удар, а потом начинает колотиться с бешеной скоростью. Как же она прекрасна! Даже сейчас, в полумраке этой убогой комнаты, ее лицо сияет каким-то внутренним светом.
Смотрю на нее и чувствую, как боль отступает. Просто видеть ее – уже лекарство.
В руках у нее поднос. Запах еды щекочет ноздри, напоминая о жутком голоде, который я испытывал все эти дни. Она ставит поднос на покосившийся столик рядом с кроватью и смотрит на меня с тревогой.
«Какая ты красивая», – хочется сказать мне, но губы пересохли, и слова застревают в горле.
– Ты… – хриплю, пытаясь прочистить пересохшее горло. – Тамила…
Она подходит ближе и опускается на колени рядом со мной. От нее исходит тонкий, едва уловимый аромат трав и диких цветов. Она протягивает мне миску.
– Поешьте, – говорит она тихо, почти шепотом.
Сегодня на ней платок траурного цвета, но даже он не портит ее неземную красоту.
– Тамила, – начинаю я, стараясь говорить тихо, чтобы нас никто не услышал.
Она отрицательно качает головой, и в ее глазах мелькает испуг.
– Мне нельзя с вами говорить, – шепчет она, отводя взгляд. – Отец запретил.
Досада захлестывает меня с головой. Этот вредный старик! Как он смеет вмешиваться? Запрещать ей говорить со мной! Я ведь не сделаю ей ничего плохого. Как я могу навредить ангелу?
А может, я все-таки уже умер?
Есть один способ это проверить.
Осторожно беру ее за руку и подношу к губам тонкое запястье. Она смотрит на меня расширившимися глазами, потом отнимает руку и стремительно уносится прочь.
На губах все еще чувствуется ее ароматная нежная кожа. Не-ет, я живее всех живых.
Дикая… Дикарочка. Горянка. Но, кажется, мне сначала придется заслужить их доверие, а уж потом лезть к ней с поцелуями!
Глава 9
ТАМИЛА
Запястье горит.
Горит там, где губы Данияра коснулись моей кожи. Огонь! Самый настоящий пожар бушует внутри меня. Никогда… никогда прежде ни один мужчина не осмеливался так. Даже случайное прикосновение казалось чем-то немыслимым, а тут… он прижал мою руку к своим губам. И как! Словно испить хотел до дна меня всю.
Сердце колотится так, что, кажется, сейчас выпрыгнет из груди. Я стою, прислонившись к шершавой стене сакли, и пытаюсь унять дрожь, но тщетно. Все внутри меня перевернулось. Страх? Да. Смущение? Безусловно. Но еще… еще что-то неведомое, сладкое и пугающее. Что-то, что зовет, манит, и в то же время заставляет съеживаться от ужаса.
Выхожу во двор, стараясь идти как можно ровнее, чтобы не выдать своего волнения. Но отец… он всегда все замечает.
– Опять к нему ходила? – рявкает он, сверля меня взглядом исподлобья.
Я вздрагиваю и опускаю глаза.
– Только поесть отнесла, отец. Он слабый совсем. Я… я с ним и не говорила почти.
Ложь давит горло и обжигает щеки. Как я могу рассказать ему о поцелуе? Как могу вымолвить хоть слово о том, что происходит внутри меня? Он не поймет. Он разгневается.