Только не с ней. С ней такие фокусы давно не прокатывают!

Перезарядив обрез, она решительно распахивает дверь, и ее сразу обдает ветер с запахом озона. Будет гроза. Значит, будет гроза.

На пороге стоит темная фигура. Согнутая. Но нестрашно согнутая, напротив — безопасно. Повреждено согнута.

Хм, а ему досталось…

Она кривит губы в усмешке, направляет обрез на цель, но вдруг слышит тихий хрип:

- Теть Надь, это я…

Ее глаза широко распахиваются. Она знает этот голос. Еще бы его не знать! Этого мальчишку она крестила, видела, как он рос, а теперь…

- Ты обалдел что ли, Сеня?!

Сдернув капюшон, Надя хмурится. Все лицо ее шестнадцатилетнего крестника — один сплошной синяк. Сам он еле на ногах стоит! Во что вляпался?!

С силой она заталкивает его в помещение, выглядывает на улицу — никого. Это хотя бы радует…

Захлопывает дверь.

- Ты во что вляпался?! - повышает голос, глядя на то, как этот дурак падает на красный диванчик, - Сеня!

- Теть Надь, спрячьте…

С этим мальчишкой вечно одни проблемы! Она готова прямо здесь и сейчас поддать ему, да только кому поддавать? Ему и без того досталось сильно.

Чтоб тебя!

Надя замирает.

- Арсений, что произошло? - шепчет непроизвольно, а он белый, как полотно, смотрит испуганно, еле дышит.

И тут снова раздается громкий стук в дверь.

Издали гремит гром.

Озоном пахнет даже через закрытые ставни.

Шесть утра. Сегодня точно что-то случится, хотя еще вчера так не казалось…

4. «Что мы будем делать дальше, Соня?»

Соня

Неожиданно я сплю до самого вечера. Сказывается сразу все: усталость от подготовки к диплому, нервозность, маленький ребенок. Когда я открываю глаза, я честно и не помню, что у меня есть повод волноваться и пожирнее, но потом меня накрывает. Примерно в тот момент, когда удается сообразить, что я делаю у мамы, и почему не у себя дома?

Встаю.

Прислушиваюсь.

На кухне тихо играет телевизор, звенят тарелки.

Состояние у меня, мягко говоря, так себе. Сушит, горло дерет, голова немного кружится и жутко болит, а еще глаза щиплет, будто в них песка насыпали.

Даже в темноте, у мамы дома я ориентируюсь замечательно и сразу вижу, что рядом с диваном стоит табурет. На ней стакан и тарелочка с двумя таблетками.

Снова хочется плакать.

Сердце мое сжимается от того, какая же все-таки у меня замечательная, теплая мамочка. Позаботилась…как обычно.

Я беру таблетки, выпиваю всю воду и встаю. Легче, конечно, не становится, но становится стыдно. Ведь снова это делаю…как будто мне до сих пор пять лет, и я совершенно ни на что не способна. Приехала, вывалила на нее все свои неурядицы, разволновала.

Мама у меня молодая! Она родила меня рано, и ей еще сорока пяти даже нет! Но все равно…она уже не девочка, а мне надо быть хотя бы на щепотку посмелее. Ради нее. Ради Леры. Да ради себя, в конце-то концов!

Поэтому я запрещаю рыдать, выдыхаю, сжимаю кулачки. Пусть это так себе заявка, ну и что! Это шаг. Для меня длиною в бесконечность…

Выхожу на кухню.

Яркий свет слепит, и я жмурюсь, а мама, услышав шаги, слабо улыбается.

- Я, конечно, против такого долгого сна, но подумала, что сегодня можно сделать исключение. Как ты себя чувствуешь?

Киваю.

- Спасибо за таблетки и воду.

- Не за что. Садись, покормлю тебя.

Осматриваюсь вместо этого. Где моя девочка? Хочу спросить, но мама быстрее.

- Леру уже уложила, не переживай. Она вся в тебя. Спокойная, тихая…и, знаешь, будто чувствует? Ты всегда чувствовала…

- Мам, прости, что я так…приехала, планы твои спутала, еще и ребенка на шею повесила…

- Сонь, заткнись.

Тихо усмехаюсь.

Да, она бывает иногда грубой, но это не со зла. Просто по-другому не умеет, да и не может? Нельзя пройти столько и остаться чистой — так она говорила своей лучшей подруге часто, а я часто подслушивала.