Звонок по телефону:

– Это отец Александр? Очень хорошо! Нам бы бабушку причастить. Да, лежачая, но в своем уме. Верующая? Да, молится постоянно. Я ее к нам сюда из деревни привезла. И там у себя на родине она в церковь ходила. Сама, сама просит, чтобы ее причастили.

Когда? Завтра? Нет, завтра я не смогу. Дел невпроворот. Хорошо, давайте планировать на послезавтра, а накануне вечером мы с вами созвонимся.

На следующий день вечером снова звонок от того же абонента.

– Здравствуйте, батюшка! Это снова я. Да, насчет бабушки. Мы на завтра планировали ее причастить. Да, спасибо. Только, знаете, завтра у меня тоже не получится. Простите, но меня вызывают на работу. Хорошо, как только будет получаться, я вам обязательно позвоню.

Проходит еще неделя. Звонок и знакомый голос:

– Батюшка, а что если завтра? Да, прямо-таки требует, чтобы ее причастили. Спасибо вам большое.

С утра пораньше получаю эсэмэску: «Это снова я по поводу причастия бабушки. Простите, опять ничего не выходит. Я вам перезвоню».

Два дня я жил спокойно, и снова звонок все с того же номера. Беру трубку и задаю вопрос:

– Ну что, завтра, надеюсь, вы будете дома? Надо же нам с вами решить эту проблему и таки причастить вашу бабушку.

Слышу, на том конце провода раздается тяжелый вздох, и все тот же женский голос:

– Как же вы мне надоели с этим вашим причастием!

Я молчу. Понимаю, стоит мне сказать еще хоть слово, и мы с бабушкой узнаем о себе столько неожиданных подробностей, что разумнее всего молчать. Я-то ладно, как-нибудь переживу, а вот бабушке тогда уже точно не видать никакого причастия.

– Ладно, – продолжает голос уже более миролюбиво. – Завтра так завтра. Жду вас ровно в десять утра. Прошу не опаздывать. Да, но и раньше не приходите.

Назавтра ровно в десять утра я уже стоял рядом со входом в их подъезд и нажимал на кнопки домофона. Дверь мне открыла женщина, вопреки моим ожиданиям совсем не молодая. Приветливо улыбаясь, она провела меня в чисто прибранную комнату, где на разложенном диване под одеялом лежала благообразная старушка. На голове ее был повязан новый платочек. Бабушка улыбалась.

– Вот, батюшка. – Женщина указала мне рукой в сторону улыбающейся старушки. – Это моя мама. Мама хочет причаститься. – И тихо, так, чтобы та не слышала, добавляет: – Весь мозг она мне этим причастием вынесла. Дайте ей батюшку, и все тут. – И уже громче поинтересовалась: – Скажите, я вам здесь нужна?

Я ответил, что нет, не нужна. Попросил ее принести немного растительного масла, стакан воды и отпустил.

Уходя, она предупредила:

– Если вам понадобится моя помощь, вы можете меня позвать. Я буду на кухне.

Она ушла, и уже минуту спустя я слышал, как она с кем-то разговаривает по телефону.

– Ладно, – сказал я старушке, – пусть разговаривают. Они нам не мешают.

Бабушка рассказала мне немного о себе, и о том, как она молилась в храме у себя на родине, и о том, как прошло ее детство. Вспоминала, как тяжело доставалось, пока работала на лесоповале. Почему на лесоповале? Другой работы не было. Как вышла замуж и как радовалась рождению дочери. Рассказала и о том, как дочка училась в школе, а потом в техникуме. Сказала, что она у нее очень хорошая, вот только, к сожалению, неверующая.

Я принял исповедь у старого человека, пособоровал ее и причастил. Причастилась она сама без всякой сторонней помощи. Прощались мы с бабушкой как самые лучшие друзья. Даже больше, чем друзья. Теперь нас объединяло причастие.

Все это время, пока я находился в комнате со старушкой, до меня доносился громкий голос и смех ее дочери. Предположил, что у той не все в порядке со слухом. Обычно чем хуже у человека слух, тем громче он начинает говорить. Собираясь, подумал, что, наверное, имеет смысл сообщить хозяйке, что мы закончили, и попрощаться. Но хохот все еще продолжался, и я не решился прервать разговор, как мне показалось, только подходящий к своему апогею. Собрал «тревожный» чемоданчик, оделся и незаметно покинул квартиру.