Как раз в этот момент поминающие подняли по третьей рюмочке, после которой я незаметно встал и ушел.

Бывает и по-другому. Прошлым летом исполнился год со дня кончины моего любимого доктора. Мы дружили около двадцати лет. Ее смерть стала для меня большой личной утратой. Предчувствуя близкую кончину, еще без видимых признаков (а умерла она вследствие инсульта), доктор при встрече со мной попросила, чтобы я ее отпел. Как положено, в храме. Внешне ничего не предвещало ее скорого ухода, потому я обратил ее слова в шутку. Мы даже посмеялись, но потом ее лицо вновь стало серьезным, и она повторила свою просьбу. И даже взяла с меня обещание. Я пообещал, а вскоре после нашего с ней разговора она на самом деле скончалась. Похоронили ее здесь же, у нас на кладбище.

Проходит год после скоропостижного ухода нашего доктора, и Виктор, ее супруг, просит меня послужить на могилке. И потом узким кругом друзей и близких помянуть, пообедав в кафе. Я согласился, и мы договорились встретиться в означенный день ровно в полдень непосредственно на самом кладбище.

Лето, июль месяц. Полдень, солнце в зените, но не жарит, погода вполне себе комфортная. Приезжаю на кладбище. Вокруг никого, ни одного человека. Оставляю машину на стоянке и прохожу вглубь. Тишина. Летом на кладбище тишина особая. Птиц не слышно, зато тишина впитывает в себя пение кузнечиков и цикад. Стрекот насекомых ее только усугубляет. Виктор, муж моего доктора, – бывший офицер и человек по-военному пунктуальный. Этим он мне симпатичен, я тоже не люблю опаздывать. Но, к моему удивлению, не вижу ни его самого, ни его автомобиля. Да и приглашенным пора бы уже собраться, но их почему-то тоже не видно.

Решил, пока народ будет съезжаться, пройдусь вдоль центральной дорожки, разделяющей пополам новую часть кладбища. Погляжу на фотографии, вспомню имена. Большую часть похороненных на новом участке – а само кладбище, по преданию, существует с шестнадцатого века – я знал лично. Без малого сорок лет я живу здесь, и эти люди когда-то тоже жили рядом со мной. Мы знали друг друга, встречаясь, здоровались, о чем-то разговаривали. За четверть века священничества я отпел и проводил в последний путь тысячи людей. Мало кого увозили хоронить куда-то на малую родину, в основном хоронили на этом кусочке земли.

И все они здесь уместились и упокоились.

Лишний раз преклоняюсь перед удивительной способностью земли принимать в себя, примирять и растворять в себе. Тема для осмысления самая благодатная. Православное кладбище – место особенное. Здесь, как и в храме, не ощущается движение времени. Покой, мир, завершенность. Этим для меня отличается православное кладбище от любых других. Правда, сегодня называть наши кладбища православными можно лишь с натяжкой, и тем не менее. Все-таки большая часть погребенных, во всяком случае здесь, у нас, проходит через отпевание в храме.

Я вырос среди католиков, хорошо к ним отношусь, много где бывал на католических кладбищах, но там почему-то я ничего подобного не чувствую. Нет на душе того уюта. Почему – не объясню. Помню, как было тревожно в Венеции, на кладбище Сан-Микеле, что расположилось на одноименном острове Архангела Михаила. Уже побывав на могиле Бродского и возвращаясь назад, в поиске выхода к остановке кораблика-такси, мы с дочерью заплутали среди старинных католических надгробий. И вроде бы тоже солнце, а заблудился и ощутил страх.

Оглянулся в поисках Виктора, по времени он уже должен быть здесь, но нет, никого не видно. Я один и продолжаю уходить вглубь аллеи. Подхожу к ближайшему захоронению, окруженному красивой кованой оградой. Внутри три надгробья, семейная могила. Сын, отец и мать. И умирали люди именно в такой очередности. Сын, Павел, умер еще до моего перевода в храм к нам в деревню. Павел успел жениться, и у него родился собственный сын. Увы, человек пристрастился к тяжелым наркотикам и умер от передозировки. Его отпевал мой предшественник.