Видимо, так и есть, потому что адрес он у меня не спросил. Едет в верном направлении.

– Не обижайся, я просто не пил, – говорит мирно. Не то, что минут пятнадцать назад, когда ключи у меня забирал.

– Почему ты не пил? На свадьбе же. Вроде как всем весело.

– По тебе не сказать, что веселишься.

– У меня просто лицо такое, – говорю, завернувшись в пиджак Кирилла, в который он меня напоследок укутал.

– Хорошенькое, хоть и слегка недовольное, – подшучивает.

Это моя вечная боль. Я очень часто слышу «сделай лицо попроще», «улыбнись», «чего такая недовольная». А я довольная! Почему надо постоянно улыбаться, чтобы все поняли, что ты не стерлядь высокомерная?

Машин на объекте просто немерено. Я столько еще не видела. Спустя минут десять узнаю, что я и трупов столько за раз никогда не видела.

– Офигеть, Василь, ты чего такая нарядная? – спрашивает один из оперов при виде меня. Парни стоят и беззаботно курят.

Мы рядом с огромным домом загородным. Несколько гектаров обнесены высоченным забором. Сижу на багажнике и переобуваюсь. Парни сказали на территории мокро. Сейчас узнаем почему.

Если обувь и «причандалы» я в багажнике катаю постоянно, то одежды подходящей у меня нет. Ехать за ней в город было бы слишком долго. Переобувшись почти что в галоши, выпрямляюсь, вид у меня сумасшедший. Пиджак не скрывает вечернее платье с открытой зоной декольте, спасибо, что разрез не так виден. И прорезиненные тапки. Имеем то, что имеем. Только шлейф без каблуков совсем тут некстати. Беру зажимы для бумаг и подбираю его. Красотка, ничего не скажешь.

– Алёнка, ты сегодня выходная была, – первое, что говорит руководство при виде меня.

– Главное вовремя ты это вспомнил.

– Если хочешь – езжай, – мужчина теряется.

– Ты серьёзно? Вот так вот на свадьбу? – рукой, сверху вниз, обвожу свой прикид. – Нет уж, давай поработаем.

И мы работаем. Не могу объяснить, как так случилось, что судебная медицина затянула меня, несостоявшегося хирурга-кардиолога. Братьев у меня не было, поэтому все надежды отца были возложены на меня.

В какой-то момент отвлекаюсь и слышу, что один из взрослых мужчин говорит моему новому знакомому, что нашли они пару ему в командировку. Мужчины смотрят на меня. Ну да бог с ними. Мало ли о чём служивые говорят.

Очешуительно много работы. Мужчины не на шутку что-то делили. В доме всё залито кровью, её так много, что растерялись даже врачи. На подъезде стоит пара реанимаций, но никого не увозят

Подойдя к очередному мужчине, понимаю, что что-то не так. Уже раннее утро. Все устали, никто не замечает того, что вижу я. Ставлю пальцы на щитовидный хрящ и скольжу по нему. Может, я очень устала, и мне кажется? Опускаюсь ниже, прикладываюсь ухом к его груди. Нет, точно не кажется.

– Думаешь бьётся? – спрашивает кто-то, сейчас абсолютно плевать кто.

– Дефибриллятор тащи, – вскидываю голову, стоит совсем неподалеку. Как знали. – И врачей позови.

Приемы сердечно-лёгочной реанимации в силу среды обитания я знала лет с восьми. Когда мне было тринадцать, на пляже удалось откачать девочку чуть младше меня. Тогда я поняла, что непрямой массаж сердца – навык абсолютно необходимый. Сейчас же частотой и глубиной компрессий я владею лучше. Правда, руки отчего-то трясутся.

Мужчине нет и пятидесяти. Разговариваю с ним, прошу ещё немного потерпеть. Постараться. Собрать все оставшиеся силы. Мне кажется, даже плачу. Не представляю, как же должно хотеться жить, чтоб, пролежав на холодном полу с ранением почти шесть часов, выжить. Жажда жизни просто уникальнейшая. Высшая её степень.