– Вот и я его прогневила, а чем – не знаю, – угрюмо кивнула лягушка. – Запер он меня на болоте век назад. Превратил… – она брезгливо, с ненавистью встряхнулась, – в это.

– А ты… вправду человек?

– Василиса я, Кощеева дочь! – толсто[66] квакнула лягушка, и Гневе почудились в кваканье звон тёмных колоколов, перекаты Тенных рек. – Всё, чего ждала весь век на болоте, – чтобы разрушил кто его колдовство, чтоб пришёл за мной, чтоб забрал!

– Вот и забрал тебя Иван. По моей указке, – тихо сказала Гнева. – И колдовство разрушил огненной-родниковой стрелой. Кузнец наконечник в живой воде и в мёртвой закалил, а после я поворожила над пёрышком. Вот и вышло колдовство разбить. А иначе бы не смог Иван с тобой заговорить, не смог забрать. И назад бы не выбрался.

Лягушка задумчиво молчала. Гнева водила пальцем по узору на парчовой подушке, едва сдерживалась. Всё внутри горело пламенем. Вот он, рядом – ключ к дому! Только какой странный… Дочь Кощеева… Случайно ли, что она и была последней, кого Гнева в Тени помнила?

– Василиса, – медленно проговорила Гнева, глядя в сторону. Боязно, тревожно было от мысли, что зелёная, в буроватой коже лягушка и есть Кощеева дочь, царевна Тени, Васёна, которую в колыбели плетёной качали в саду в горах, на лошадку на деревянную сажали. – Если ты из Тени сюда, в Солонь попала через Край-Болото… Выходит, там и обратно можно попасть?

Всё замерло – будто и птицы утренние медлили запевать, и гусельники под окнами призадумались, ждали, пока лягушка ответит.

– Можно, пожалуй, – откликнулась Василиса. – Да не знаю как.

Гнева, помертвев, подалась вперёд:

– Теперь не знаешь – может, потом поймёшь? Как придёшь в себя, как силы появятся?

Лягушка засмеялась хрипло:

– Сил у меня и вправду нет. Батюшка ко мне недавно являлся, сонных чар наложил. Да и болото силы тянуло. Я бы сама рада в Тень вернуться да спросить у батюшки: за что меня наказал? – Глаза у лягушки сверкнули; показалось на миг, что тёмная девица поднялась в светёлке, разлетелись по углам тени.

– Вот только рано мне туда возвращаться. Такой, какая сейчас, батюшка меня вмиг обратно в болото спрячет. – Лягушка сникла, снова стало светло, тихо вокруг. – Да и не знаю как. Не знаю.

– И я не знаю, – глухо отозвалась Гнева, глядя в туман за окном. – Всё перепробовала, что могла. Край-Болото последней надеждой было.

– Про него-то ты как узнала? Или тут на торжках про границу Тени с Солонью лясы точат[67]?

– Сказку прочла в Тенеслове, в царской книжнице, – так же глухо объяснила Гнева. Чудилось, будто жизнь из неё выпили. Последними крохами, последними искрами жила – надеждой, что Иван привезёт лягушку, а та научит, подскажет. Лягушка же – сама жалкая, слабая и дремотная, – тем только и была хороша, что шло от неё тихое дыхание Тени, баюкающее, родное.

Гнева закрыла глаза.

– Гнева, – услышала как из далёкой дали. – Ты колдунья? Верно я поняла?

– Верно…

– Помоги мне, Гнева. Напусти тумана, укрой от батюшкиного взора…

– И так тебя тут никто не найдёт, – тяжело ответила Гнева. – Я, как царицей стала, весь дворец да посад чарами опутала. Плохо в Солони ведьмам, приходится прятаться. А всё равно слухи ползут… – Гнева махнула рукой, криво улыбнулась: – А колдовать-то хочется, руки без этого жжёт. Но пока мы во дворце, никому до нас не добраться, ворожбы не заметить: ни волхвам здешним… ни батюшке твоему. Будь иначе, так, может, и забрал бы меня, если б хватился.

– Я ведь и сама в Тень вернуться хочу, – тихо квакнула лягушка. – Только если сейчас меня батюшка найдёт – вдруг обратно посадит? Не хочу… Не хочу в болото!.. – Раздулась лягушка, выкатила глаза, задышала часто. Жалкая, уродливая. – Поможешь мне тут, при тебе задержаться, окрепнуть – и я тебе помогу, коли узна́ю, как домой попасть.