Стенбейк визжал так громко, что у меня заложило уши. Он бросился к Сесилии, становясь прозрачнее, но все еще не теряя своей силы, и тогда она швырнула в огонь последнее, что связывало его с этим миром – их фотографию. Огонь охватил плотную бумагу, призрак вспыхнул вместе с ним… и превратился в пепел.

– Кольцо теперь точно никто не найдет? – спросила я, положив голову на плечо Генри. Ребра все еще болели, и я потерла ушибленное место.

Папа с бабушкой Генри решили закопать перстень вместе с Кевином Стенбейком, после того как сожгли его останки. Сесилия сказала, что так кольцо больше никому не принесет вреда, а Кевин точно не вернется.

Мы с Генри сидели на крыльце нашего дома и держались за руки. Небо вдалеке порозовело, а по пустынным улицам кружили кленовые листья. Гирлянды и фонари Джека все еще горели на верандах соседских домов, но празднование Хэллоуина в Ошкоше подошло к концу.

Сесилия и папа пили кофе на кухне, негромко о чем-то разговаривая. По пути с кладбища она пообещала помочь привести наш дом в порядок после ночного погрома. Кажется, они с моим отцом неплохо поладили.

Мы с ним тоже почувствовали особую связь, пережив ночной кошмар. Теперь я точно знала: вместе мы сможем пройти через что угодно. Я так и не забрала у папы мамину цепочку, пусть теперь этот талисман оберегает его.

Генри отвлек меня от раздумий.

– Не думаю, что кто-то полезет в могилу Кевина Стенбейка. Сумасшедшие здесь только мы, – усмехнулся он. На лбу у него белел большой пластырь.

Генри рисовал пальцем узоры в пыли. Воздух постепенно начинал теплеть, предвещая скорое наступление утра.

– Вы теперь переедете? – спросил Генри.

– Не знаю, – пожала я плечами. – А ты будешь скучать?

– Конечно, Милуоки! Если переедешь, никто не станет тебя так называть.

– По-твоему, это должно меня обрадовать? – я подняла бровь.

– Джесс, только подумай: тогда все будут называть тебя «Ошкош».

– Дурак! – я пихнула его локтем в бок.

Генри смотрел на меня. Его пшеничные волосы, развевающиеся на ветру, казались такими мягкими, что хотелось запустить в них пальцы. Он заметил, что я его разглядываю, и усмехнулся. Я перевела взгляд на его губы и смутилась. Разве об этом полагается думать после сражения с призраком, который едва тебя не прикончил?

– Как тебе кажется, только в самых глупых ужастиках главные герои в конце целуются? – Генри смешно пошевелил бровями.

– Думаю, те, кто выжил после нападения призрака, имеют право на ма-а-ленький…

– Совсем крохотный… – подхватил Генри.

Слово «поцелуй» так и не прозвучало. Генри мягко коснулся своими губами моих. Его щеки порозовели. Он отстранился, и ослепительно улыбнулся мне. Рассветное солнце отражалось в его глазах.