— Я захожу к себе домой, — хрипло перебил меня Альберт, я покачала головой.
— Нет, это теперь не твой дом, давай будем правдивы. Этот дом достался мне после развода, и все на этом.
Альберт скрипнул зубами, ему не нравился мой тон и вообще весь этот диалог.
— Так вот, то ты заваливаешься, как к себе домой, то твоя женщина начинает звонить и пытаться вести со мной душеспасительные беседы. Не надо. Если у вас двоих все так хорошо, отстаньте от меня. Зачем вам нужен кто-то третий? Или вы что, надеетесь, что я буду сидеть и хлопать вашему счастью? Нет, такого не будет? Из всего из этого я делаю вывод, что вам просто остро необходимы зрители. Но не надо их искать в моём лице.
Альберт бросил на меня косой холодный взгляд и хрипло произнёс:
— Ален, после того, как мы разводились, мне казалось, что у тебя должны были остаться хоть какие-то чувства благодарности ко мне. Но вместо этого ты чуть ли не матом посылаешь мою женщину и при этом ещё выставляешь её виноватой…
— Твоя женщина сходит с ума, пытаясь наладить дружбу с бывшей женой, и ты поддаёшься этому сумасшествию точно так же. Пытаешься наладить контакт, которого в принципе быть не может.
Я развернулась от стола и пошла к кухонному гарнитуру сейчас у меня в голове всплыла история Марины и Макса Реутовых, которые развелись. И на самом деле там развод был такой, что люди просто разлюбили друг друга. Они разлюбили друг друга, но остались родителями детей, причём старшей было там лет шестнадцать, а младшему совсем маленько, лет пять, и из-за этого им приходилось контактировать немного особым образом. Они не разосрались в пух и прах, они нормально поделили имущество, они нормально общались, все время после развода он приезжал к ней с командировок пожрать, она звонила ему, просила деньги. То есть у них не было такой проблемы, как у нас с Альбертом. Там два взрослых человека. Взрослые решили разойтись, и все.
Я ни с кем разводиться не собиралась, я вообще не знала об этом.
Чувство вины, обида у нас искрили.
И все остальное мне казалось безумно лицемерным.
— Разворачивайся и уезжай, впредь, будь добр звонить, если тебе нужно приехать, а лучше вообще не появляться умменя на глазах. Мне достаточно того, что из-за детей и из-за внука я с тобой и так очень часто пересекаюсь. И да, ещё раз, если я узнаю о том, что ты сбагриваешь своего единственного на данный момент внука своей девке…
— Не смей так о ней говорить, прояви хоть каплю уважения.
— А ты включи наконец-таки голову.
— Без смеха сказала я и, развернувшись, бросила прямой тяжёлый взгляд на Альберта, старалась им пробраться ему под самую кожу, чтобы кровь в жилах застыла.
Я его любила. Не сравнимой ни с чем любовью.
Даже в самые паршивые моменты я его любила.
И после того, как переживали кризис, и в благости я его любила. Мама смеялась, говорила:
— Ты за него ещё свечки ставить ходи в церковь…
А мне было не смешно, потому что каждый раз, проходя мимо храма, я ставила ему за здравие.
Я не заслужила того, что было сейчас.
— Уходи, — сказала я тихо и зажмурила глаза из-за того, что в уголках проступили слезы. — Я не собираюсь с тобой дружить, тем более я не собираюсь дружить с твоей девкой. Мне плевать, как ты её называешь, а вот то, что вы лезете в мою жизнь, говорит лишь о том, что все очень непросто.
— Ты себя ведёшь сейчас как вредина, как эгоистичная, зацикленная на себе женщина.
— А на ком мне циклиться? На тебе, что ли? — Тихо спросила я и оттолкнулась от кухонного гарнитура, бросила на столешницу полотенце и покачала головой. — Я на тебе зациклена была, большуюичасть жизни, хватит, Альберт. Я не заслужила такого отношения. Я не заслужила того, чтобы выслушивать бредни твоей беременной девки, сталкиваться где-то с ней и чувствовать, как на мне оседают жалостливые, сочувствующие взгляды от наших общих знакомых, но тебе, конечно, на это наплевать, ты считаешь себя героем, мачо, таким классным папиком, мегакрутым боссом. Как же, вы посмотрите, я ей отжалел с барского плеча и имущество, и машину, и даже содержание. Да только если я сейчас разозлюсь, то все, что ты мне отжалел по доброте душевной, придётся пересматривать.