Фима подмигивал ей и кривлялся из-за ствола платана.

Она с удивлением обнаружила, что в руке у нее до сих пор был зажат чек с пометкой.

– Ах ты, забыла деньги за печенье стребовать!

Но возвращаться в магазин она не стала.

Уже подходя к дому, она задрала голову, выискивая свое окно в ряду таких же окон. Окно светилось.

А если Лялька дома? А она зря подняла панику. Могла же Лялька сидеть в ванне, она залезает туда с книгой и сидит, сидит, пока не размокают страницы. А она отправила туда Васю с ключами. Вася открывает дверь, выскакивает голая Лялька… Она замотала головой, чтобы развеять какие-то причудливые похабные картинки, сами собой нарисовавшиеся у нее в голове. Вася пользуется успехом у девок, ага, в пароходстве уже сплетни пошли.

Она поудобней переложила авоську с продуктами и поймала себя на том, что рука сама собой, непроизвольно сжимается и разжимается, словно примеривается к пощечине или удару.

Сама же ему ключи дала, дура!

Она нажимала, нажимала, нажимала на кнопку дверного звонка.

За дверью послышались торопливые шаги, и дверь отворилась. Кажется, она была и не заперта.

Вася стоял на пороге и что-то поспешно дожевывал.

– Вы чего, Лена Сергеевна? – удивился он, принимая у нее авоську.

Она вдруг почувствовала, что у нее подогнулись колени, и прислонилась к стенке. Вася топтался рядом, видимо намереваясь, как вежливый человек, помочь ей снять пальто.

– Ничего. – Она осторожно перевела дух.

– Я вашу маму покормил. Сварил ей кашу. Только она подгорела внизу. Немножко.

– Ничего, – повторила она слабо. – То есть спасибо, Вася. А что подгорела, это ничего.

– Я отчистил, вы не думайте.

– Да-да, – устало сказала она. – Это… хорошо. А… где Лялька?

– Не знаю, – честно сказал Вася. – Должна была позвонить, да?

– Не то чтобы должна… Я бы на ее месте позвонила… наверное.

Страх уходил, и его место заступало раздражение.

– Я чай заварил, Лена Сергеевна, – радостно сказал Вася.

– Да? – Она села на галошницу и, цепляя носком за задники, скинула туфли. – Хорошо.

Она не помнила, чтобы кто-то, кроме нее, заваривал чай. Ляльку не допросишься.

– Из тебя получился бы хороший зять, Вася, – сказала она нелогично.

– Вот уж нет, Лена Сергеевна. – Вася сразу насторожился.

– Есть хочешь? – Она кивнула на авоську, в которой расползалась на серой колбасе серая бумага.

– Да я поел. Там сыр был. И хлеб. Чего Лещинский сказал?

– Чтобы мы сами. Чтобы панику не поднимали.

– Вот же гад, Лена Сергеевна, – удивился Вася.

– У него свои проблемы.

– Ладно, Лена Сергеевна. – Вася вздохнул и отставил чашку. – Что мы имеем?

– Личные дела мы имеем.

Она заторопилась в прихожую, где на галошнице стояла, растопырившись, ее сумка.

– А что ж вы их домой взяли? – спросил Вася, исподлобья наблюдая за ней. – Не положено ведь…

– Хватит, Вася…

– Ну, хватит так хватит, – сказал Вася, принимая синенькую картонную папку. – Значит, что у нас тут? Мунтян П. М, русский, беспартийный. Почему русский, если Мунтян? Ладно. Разведен. Имеет сына. Вот не люблю этот пошлый жаргон, что значит – имеет? Выговор с занесением в личное дело. За пьянство и прогул. Выговор снят. Опять выговор. Оскорбил нецензурно члена профкома Передрееву В. А. Ох ты, какой Мунтян! Ну, Передреева, знаете ее? И еще… за кражу двух ящиков консервов. Шпрот балтийский. Объяснительная прилагается. Мотивирует тем, что страдает булимией. Не смог удержаться. Справка тоже прилагается. Вот она. Уголовная ответственность заменена административными мерами. Лишен квартальной премии. Что такое булимия, Лена Сергеевна?