– У нас своя специфика.

– Не знаю я вашу проклятую специфику и знать не хочу! Вы должны были обнюхать весь порт, на брюхе его пропахать… Выследить тварь!

– Как? С кем? Я вас когда еще просила о ставке! А вы мне кого подсунули? Белкину?

– Вам страна зарплату платит!

– Так страна же, а не вы лично! – Она тоже орала, исказив лицо и упершись руками в столешницу красного лака. – Ничего в нашей работе не понимаете, вечно лезете с какими-то инструкциями, а когда что-то позарез нужно, от вас не допросишься. Мне люди нужны!

– Ну где я вам возьму людей? Осень, самая горячая пора. Везде, во всех портах план горит! Пупки люди рвут. А вы тут мракобесие развели!

– А где хотите, там и берите.

– Под суд пойдете. – Лещинский прикрыл глаза и, как подозревала Петрищенко, считал про себя до десяти. Потом извлек из кармана пиджака трубочку с валидолом, кинул таблетку в рот и начал громко причмокивать. Глаза у него оставались закрыты, рука с растопыренными пальцами массировала левую сторону груди.

На жалость бьет, подумала она.

– На меня хотите свалить? – завизжала она, остро презирая себя. – Не получится. Где моя докладная? Я вам подавала докладную. Там все зафиксировано.

– Ушла ваша докладная! Нет вашей докладной!

– У меня есть копия.

– Вот и подотрись своей копией.

Они застыли, тяжело дыша и исподлобья глядя друг на друга.

– Ты, Елена Сергеевна, развела тут средневековье какое-то, – сказал, успокаиваясь, Лещинский. – Работать надо тщательней, тогда все будет. А ты позволяешь себе политинформацию пропускать. Сама не ходишь и этого своего выгораживаешь. И овощебазу…

– Вы идиот, – с удовольствием сказала она.

– Хамишь, Елена Сергеевна. – Он горько покачал головой. – А за тебя так просил Маркин.

– И Маркин – идиот.

Она почувствовала странное облегчение. Как иногда приятно высказаться! Но Лещинский только слабо махнул рукой, указывая на дверь, плюхнулся на стул и закрыл глаза. А вдруг ему правда плохо? Сколько вообще ему лет?

– Я вам навстречу, – сказал он, не открывая глаз, – и вы мне навстречу. Работайте, ладно?

Надо будет в гастроном по дороге заскочить, вот что. Вася перманентно голодный, а он там с мамой сидит. А дома шаром покати, Лялька худеет, перестала еду покупать. Вообще. Чтобы не соблазняться. Она натянула пальто, в который раз отмечая про себя, что надо пришить вешалку. Пальто сидело как-то слишком плотно, может, ей тоже неплохо бы похудеть.

Она вышла, и сумерки облепили ее, как сырое полотенце.

Оттенок у них был странный, розовато-лиловый.

Якорь на клумбе был покрыт испариной, а на чугунной крышке люка сидели и грелись, прижавшись друг к другу, три одинаковые полосатые кошки с белыми лапками.

По пути в гастроном к ней привязался человек в перчатках без пальцев. Он выступил из густой тени и взял ее за рукав.

– Мы заявляли, что Венера не пройдет транзитом по Солнцу, и она не прошла, – сказал он. Пахло от него сырыми тряпками.

– Да, да, – послушно ответила Петрищенко.

– Она прошла только половину пути. Причем не по диаметру, а по хорде.

– Понятное дело, – согласилась Петрищенко.

Мимо прошла женщина с кошелкой. Из кошелки торчал сырой рыбий хвост. Милиционера позвать, что ли?

– Говорю вам, она не проходила мимо Солнца по своей обычной орбите. Вы спросите, откуда мы знаем? А я вам отвечу на это: мы и другие подталкивали ее туда, в это положение, несмотря на ее нежелание, и делали это как следует, чтобы она была видна с Земли.

– Послушайте, – не выдержала Петрищенко, – мне надо идти. Я тороплюсь.

– Но зачем? – настаивал человек, кривя брови. – Затем, что мы хотели, чтобы публика ее увидела, хотели, чтобы наблюдение других аномалий вокруг Солнца вызвало гул среди любителей. Как и Луна, сошедшая со своей обычной орбиты!