Уже поздней ночью я резко проснулась, когда услышала звук входной двери. Затем слегка скрипнула дверь в комнату Оливии — Глеб проверял ее сон. За секунду до того, как он заглянул в комнату сына, я закрыла глаза. Через мгновение дверь бесшумно закрылась. Впервые за долгое время я подумала о чувствах Глеба, вынужденного спать в полном одиночестве, и меня с головой захлестнула вина. В первые дни, когда я уходила ко Льву, чтобы полежать с ним, я хотела только уложить его побыстрее. Но потом сон в кровати сына стал моим способом побега и спасением от близости с мужем — во всех ее смыслах. Мне стоило встать и вернуться в свою постель, но тут Лев перевернулся и всем телом прижался ко мне, что-то неразборчиво пробормотав во сне. Я поняла, что в этот раз не буду спать в своей постели. Но, может, позже…

Следующим утром мне удалось встать, не разбудив Льва. Я прошла на кухню, где Глеб уже пил кофе, не отрывая взгляда от окна.

— Скажи мне правду, — он все также рассматривал улицу. — Ты остаешься со Львом ради него или потому что избегаешь меня?

Я сглотнула комок в горле, стараясь не допустить нового шторма в моей душе.

— Из-за Льва, конечно. Ну, по большей части.

Он даже не повернулся ко мне, только с силой зажмурил глаза, и я словно ощутила его боль.

— Ты действительно хочешь развестись? — уточнил он.

— Нет. Ты просто так оторван от нас... От меня...

— В твоей жизни как будто больше нет места для меня. Дети у тебя всегда на первом месте, — Глеб выдержал паузу. — Я понимаю, они очень важны нам обоим, но я не хочу быть исключенным из твоего поля зрения.

— Тебя почти никогда не бывает дома, — попыталась оправдаться я, чувствуя, что на смену вине приходит негодования. — В твоем поле зрения только работы, и мы где-то на втором плане.

— Я работаю для нас. Для всех нас.

— Не только для нас, Глеб, не обманывай хотя бы себя. Ты работаешь, потому что ты хочешь этого. Не переводи стрелки на нас.

Он вздохнул и снова уставился в окно:

— Мы ходим вокруг да около. А результата все нет.

“Но мы уже можем говорить об этом, это победа,” — подумала я.

— Когда все сломалось? — тихо спросил он, словно и не обращаясь ко мне. Но я все же решила ответить:

— Я думаю это был медленный процесс, который мы просто не замечали.

Он кивнул:

— И он зашел слишком далеко, чтобы можно было хоть что-то исправить.

Его слова ударили меня, словно я только что оказалась в ситуации, когда брак мог рухнуть в ближайшую секунду. Особенно абсурдно ощущалось это чувство потому что мысль о рушащемся браке не давала мне покоя уже несколько месяцев.

— Почему? — я цеплялась за надежду, как за досочку, дрейфующую посреди океана.

— Ты мне скажи, это ты уже общалась с адвокатом, — Глеб словно специально обошел стол с другой стороны, чтобы не касаться меня, сполоснул свою чашку в раковине и поставил ее на полку.

— Это был секундный порыв, сейчас не так... — что еще я могла сказать? Если бы не рак, я бы, может, до сих пор хотела бы инициировать развод? Он замер напротив меня и, прежде чем выйти из кухни, бросил только:

— Дай знать, когда решишь все окончательно.

— А? — переспросила я. Слов у меня не нашлось.

— О нас. О том, любишь ты меня еще или нет. Хочешь меня или нет.

— А ты? Ты все еще хочешь меня?

— Я всегда хочу тебя, — его голос донесся уже из коридора, но звучал вполне уверенно.

— Я тоже всегда хочу тебя, — прошептала я. Как вообще могло случиться так, что мы все еще любим друг друга, но словно не можем быть вместе? Мы хотели точно как раньше и не могли это получить? Как раньше быть не могло — мы выросли, поженились, у нас были дети. Все было иначе, но почему тоже не могло бы быть хорошо?