— Ванна там, — указывает он в сторону темного коридора и, чуть пошатываясь, стягивает через голову рубашку, расстегнув только несколько верхних пуговиц.

Верхняя одежда была скинута чуть раньше и теперь валяется на полу.

Замираю, не в силах оторвать взгляда от широкой гранитной спины с вязью графического тату. Накачанные мышцы перекатываются под смуглой кожей.

Артем удаляется в спальню, снимая на ходу остальные вещи, а я, отвесив себе ментальный подзатыльник, спешу в ванную комнату. Запираюсь в ней, мою руки, а затем ополаскиваю лицо холодной водой и некоторое время просто сижу на полу, прислушиваясь к шорохам за дверью.

Когда решаюсь покинуть свое убежище, в квартире повисает звенящая тишина, нарушаемая лишь мирным сопением уставшего мужчины. Заботливая Мать Тереза все еще активничает во мне, побуждает облегчить утренние страдания уставшему человеку.

Стакан воды и горсть медикаментов на прикроватной тумбе. Сжимаю кулаки с такой силой, что ногти впиваются в ладони, невесомо целую его в плечо, подтягиваю покрывало и спешу к выходу, пока еще мой разум в состоянии правильно мыслить.

Запасная связка ключей находится довольно быстро, а еще листок для записей и карандаш. Оставляю ему свой номер телефона и сообщение о том, что готова вернуть ключи в обмен на ужин.

Нахально? Да!

Импульсивно? Очень! И, чтобы не передумать, оставляю маленький клочок бумаги на тумбе, хватаю пальто и выскакиваю за дверь.

7. ГЛАВА 7

АНАСТАСИЯ

— Доброе…

Мужской голос с той самой ноткой хрипотцы, что последние три ночи преследует меня во снах, врезается в паутину невесомых воспоминаний, выплетаемую приятно удивленным сознанием. Тонкие нити безжалостно рвутся, возвращая мой разум в реальность.

Встряхиваюсь, точно чудом освободившаяся из цепкого плена бабочка. Расправляю крылышки, вздернув подбородок. Фокусирую чуть расплывшийся взгляд и, как ни в чем не бывало, приклеиваю к губам приветную улыбку.

Во взгляде устремленных на меня темных глаз мелькает узнавание, и даже уголки губ еле заметно скользят вверх, но это длится всего лишь считанные секунды. Щелк — и нечитаемая темнота заполняет всю радужку, пропуская по венам изморозь отчуждения.

— А почему посторонние в отделе? Кость. — Скидывая куртку, мой пятничный попутчик, а теперь еще и временный начальник, с недовольством в голосе обращается к парню, который привел меня. — Вы уже в хлам обленились?

— Артем Захарович, — ничуть не тушуясь, даже с толикой ехидства отвечает Костя, делая шаг в сторону выхода. — Эта, — кивает в мою сторону и с трудом сдерживает улыбку, — по вашу душу. Принимайте пополнение. — Тут же открывает дверь и, шутливо отдав честь, ретируется, дабы не попасть под раздачу.

В кабинете повисает, в который раз за это утро, уже привычная, звенящая тишина. Сижу, почти не дыша, и только лишь слежу за тем, как меняется выражение лица Артема… Захаровича.

Мужчина прищуривается, внимательно рассматривая меня, будто невесть откуда взявшееся пятно на только что вычищенных до блеска парадных ботинках, хмурится, и весь его вид отчетливо дает понять, что мое присутствие в его отделе — как чирей на пятой точке.

— Анастасия, — решаюсь представиться. — Анастасия Игоревна Пахомова, — добавляю, будто это что-то изменит в его отношении ко мне.

Ком горечи застревает в горле, и главным образом, не от обиды, что меня не вспомнили: это еще можно понять — не в том он состоянии был, хотя мог бы и позвонить, хотя бы из вежливости поблагодарить за проявленную заботу. Ну, да ладно, Бог с ним, невелика потеря!