— Садись.

Цербер! Хранительница артефактов в гробнице фараона!

От ее взгляда, голоса, манеры общения внутренности прошибает ледяной озноб. Сглатываю дискомфорт, аккуратно садясь на краешек указанного стула, складываю руки на коленках, словно прилежная воспитанница пансиона благородных девиц, и почти не дышу. В кабинете повисает прямо-таки звенящая тишина, и лишь скрип перьевой ручки нарушает его противным звучанием какой–то безысходности. Чувство, что здесь правит бал не папа генерал, а она.

Время словно замирает, и пять минут растягиваются в час, день, сутки…

— На! — Она небрежно подает мне документы. Я поднимаюсь и подхожу к ее столу. — Здесь, — тычет указкой в строку, — подпись и дата.

Растерянно ищу глазами ручку, и после недовольного вздоха Цербер сама подает мне пишущий предмет. Быстро ставлю закорючку, даже не читая; моя оплошность, и очень серьезная, но задерживаться в этом склепе более пары секунд я не желаю. Получаю какую-то корочку и, словно пробка из встряхнутой бутылки шипучки, вылетаю за дверь, по пути прощаясь и мысленно надеясь как можно реже с ней сталкиваться.

— Эй, ты куда? — ловит меня за руку тот же парень, который привел к этой мегере. — Тебе же в отдел к Майорову, а это в другом направлении.

— Да? Спасибо! — тараторю и разворачиваюсь к нему спиной. — А куда? — Беспомощно оглядываю длинный коридор с кучей дверей и, как назло, пустой, будто и не будний день вовсе.

— Пойдем. — Мой провожатый выходит вперед и уверенно направляется к лестнице.

— Все управление в курсе, да?

— Конечно. — Он с трудом скрывает усмешку. — Парни уже измучались гадать, кому в отдел привалит такое счастье.

— Чего?! — Спотыкаюсь на ступеньки от такого хамского откровения. — И как это понимать?! — Упираю руки в бока, склоняю голову набок и чуть ли не молнии глазами высекаю.

Оцепенение после встречи с Цербером сдувает моментально. Это меня сейчас так похвалили или наоборот?!

Ответа я не получаю. Топаю с досады ногой и в отдел того самого капитана Майорова вхожу с приклеенной улыбкой девочки-отличницы, наивной и ничего не ведающей.

Ну, здравствуйте мои дорогие! Вот она я — ваше «счастье»! Посмотрим, кто кого?

— Здравствуйте! — Я сама вежливость, от приторного звучания моего голоса аж зубы ноют.

Нестройные мужские голоса вторят мне в ответ. Окидываю взглядом собравшихся, стараясь вычислить своего временного начальника, но отчего-то никто из трех на эту должность не тянет. Видимо, начальство задерживается.

— Я… — решаюсь все-таки представиться и обозначить цель своего визита: мало ли, может, эти товарищи не в теме и даже не спорили на меня.

— Кость... — Один из парней откидывается на стуле и смотрит на того, кто меня сюда привел. — Вы чё, уже сами разучились принимать заявления у пострадавших? Хрена ты к нам ее привел?!

— Ну, так она к вам, — тянет интригу тот самый Костя.

Не мешаю. Пускай мальчики померяются достоинствами. Подмечаю пустующий стол и прямой наводкой топаю к нему, скидывая по пути пальто.

— Здесь же свободно? — уточняю на всякий случай: не хочу никого подсидеть.

— Девушка... — как-то устало, словно отпахал две смены на руднике, обращается ко мне тот, что отчитывал Колю.

— Анастасия, — представляюсь. — Анастасия Игоревна Пахомова, — добавляю и отодвигаю стул. — Ну, раз стол ничей, то временно будет моим.

И во второй раз за последние пятнадцать минут в помещении повисает звенящая тишина, с той лишь разницей, что сейчас не слышен противный скрип пишущего предмета. Но зато красноречивые словечки, произносимые шепотом и с толикой раздраженности, шипением заполняют пространство. Возникшую паузу разрушают звуки открывающейся двери, уверенные тяжелые шаги и громкий выдох, сдерживающий крепкое словцо, желавшее слететь с уст вошедшего.