- Расскажи о своём мире, Аими-сан.

Хотя бы небольшая отсрочка... Может, удастся повторить подвиг Шахерезады, и растянуть повествование о чудесах моего мира на тысячу и одну ночь? Я старалась – описала интернет, самолёты и телевидение в выражениях, каким бы позавидовала сама великая сказочница. Он не перебивал, но по застывшему в ухмылке лицу так и не смогла определить, насколько моё красноречие его впечатлило. Под конец случилось непредвиденное, но ожидаемое – меня подвело собственное тело. От затянувшегося монолога пересохло в горле, и я закашлялась. Ракурай тотчас протянул мне чашечку с саке.

- Боюсь, что злоупотребил твоей любезностью, Аими-сан, позволив себе наслаждаться звуком твоего голоса слишком долго.

- Ничего,- я отхлебнула из чашечки.- Ещё не рассказала и трети...

- Не сомневаюсь. Твоя реальность удивительна. Тот, кто обратил Иошинори-сама в камень, пришёл в этот мир явно не из неё.

- Гудзи Кэзухиро? Ты говорил с ним?- удивилась я.

- Однажды. Но его голос не производил на меня такого чарующего действия, как твой, поэтому беседа не повторилась.

- Мне кажется, он был из другого времени – более позднего, чем ваше, но более раннего, чем моё,- проигнорировала я его "заигрывание".- Значит, гудзи тоже не смог пройти сквозь барьер заклинаний и добыть для тебя эту чашу? Или он просто отказался?

Из груди Ракурая вырвался смешок.

- До этого не дошло, Аими-сан. Сила Кэзухиро-сама была не в преодолении магических барьеров, а в создании таковых. Он оказал мне услугу другого рода.

- Заключил Иошинори-сама в камень?- предположила я.

- Именно.

Я вскинула на него глаза. Не может быть... Всё это время считала "пленение" белокурого ёкая – следствием неизбывной вражды между человеческими и не-человеческими обитателями этого мира. Но неужели местный "гуру" гудзи Кэзухиро, чья духовная сила чуть ли не воспета в легендах, был простой марионеткой в руках этого существа?..

- Ты кажешься удивлённой, Аими-сан.

- А смерть Озэму-сама?- вырвалось у меня.- Может, и к ней ты приложил руку?

Снова этот тихий смех, не отражающийся на ухмыляющемся лице.

- Думаю, не ошибусь, предположив: о том, как погиб Озэму-сама, тебе известно больше моего – из первых уст. 

- "Первые уста" был тогда ребёнком,- пробормотала я.

- Тем лучше для него,- качнул головой Ракурай.- Сейчас я оставлю тебя, Аими-сан – досадная необходимость, вынуждающая лишиться твоего общества.

Мне едва удалось подавить вздох облегчения.

- Но это ненадолго,- тут же "утешил" он.- А пока, надеюсь, тебя развлечёт присутствие Нэцуми-химэ.

Дьявол!.. предпочла бы остаться в одиночестве и подумать... А что, если злополучное зелье, способное "сгладить" мои шрамы, уже готово, и цель визита девушки-змеи – опробовать его на мне?

- Вижу, весть о её приходе тебя не очень обрадовала?

Как только ему удаётся всё подмечать почти закрытыми глазами? Но мысль об отсрочке придала смелости, и я не удержалась от ехидства, прикрытого сладчайшей улыбкой:

- Скорее расстроила весть о твоём уходе. 

Уже собиравшийся встать Ракурай, чуть подался вперёд. Тонкие пальцы, лаская, прошлись по моей щеке.

- Невыносимо быть причиной твоего огорчения, Аими-сан. Я потороплюсь.

- У тебя много забот, я понимаю,- с трудом подавив импульс отшатнуться, пискнула я.

- Ты – сама учтивость, Аими-сан.

Продолжая ухмыляться, он встал и выплыл из комнаты. Я только дёрнулась к саке, собираясь осушить одним махом весь кувшинчик, как вдруг снова послышался звук раздвигаемой двери, а вслед за ним – радостный вопль:

- Хитоми-тян!

[1] Таби – традиционные японские носки до лодыжки с раздельным большим пальцем. Их носят с дзори, гэта и другой традиционной обувью с ремешками.