Я задумался – нужно было объяснить ей свою точку зрения. Это было важно, или не важно, короче, мне просто этого хотелось.

– Ты совершенно права, – сказал я. – Только у меня другой случай, я ничем не рискую.

– Почему? – она даже села в кровати и с удивлением уставилась на меня.

– Потому что если публике и вздумается погнать меня вон, она не сможет этого сделать. Меня некем заменить. Я именно что незаменимый.

Она нахмурилась, взглянула на меня; уже рассвело, и я видел, как ее соски колышутся в такт дыханию. Мне хотелось взять один из них в рот, сосать и ни о чём не думать; однако я сказал себе, что надо дать ей немного поразмыслить. У нее это не заняло и тридцати секунд – она действительно была умна.

– Да, – согласилась она. – В тебе есть какая-то абсолютно ненормальная откровенность. Не знаю, то ли жизнь у тебя сложилась как-то по-особенному, то ли ты так воспитан, то ли еще что; но вряд ли есть шанс, что подобный феномен повторится в том же поколении. Действительно, люди нуждаются в тебе больше, чем ты в них, – по крайней мере, люди моего возраста. Через несколько лет все изменится. Ты знаешь, в каком журнале я работаю: мы пытаемся создать ненастоящее, легковесное человечество, которое уже никогда не будет понимать ни серьезных вещей, ни юмора и вся жизнь которого, до самой смерти, уйдет на отчаянные поиски fun’а[4]и секса; это поколение вечных kids[5]. У нас это точно получится, и в новом мире для тебя не останется места. Но я так полагаю, это не трагедия, у тебя было время откладывать на черный день.

– Шесть миллионов евро. – Я ответил машинально, даже не думая; уже несколько минут у меня на языке вертелся другой вопрос.

– Да, так вот твой журнал… Ты права, я действительно совершенно не похож на твою публику. Я мрачный, циничный, я могу быть интересен только людям, склонным к сомнению, живущим в атмосфере конца, последней игры; интервью со мной не вписывается в политику твоего издательства.

– Верно, – сказала она спокойно. Сейчас, задним числом, я поражаюсь спокойствию Изабель, она была так откровенна и прозрачна, не умела лгать. – Интервью и не будет, это просто предлог, чтобы встретиться с тобой.

Она смотрела мне прямо в глаза, и я возбудился от одних ее слов. По-моему, ее растрогала эта глубоко сентиментальная, человечная эрекция; она снова легла рядом, положила голову мне на плечо и начала мне помогать. Она действовала не спеша, сжимая мою мошонку в ладони, варьируя амплитуду и силу движений пальцев. Я расслабился, полностью отдавшись её ласке. Что-то рождалось между нами, словно мы были безгрешны – похоже, я переоценил масштабы собственного цинизма. Она жила в Шестнадцатом округе, на холмах Пасси; вдали виднелась линия надземного метро, пересекавшая Сену. День разгорался, уже слышен был шум уличного движения; струя спермы брызнула ей на грудь. Я обнял ее.

– Изабель, – прошептал я ей на ухо, – мне очень хочется, чтобы ты рассказала, как попала в этот журнал.

– На самом деле все началось чуть больше года назад – «Лолиты» вышло всего четырнадцать номеров. Я очень долго работала в журнале «Двадцать лет», занимала почти все должности. Эвелин – наша главная – полагалась на меня во всем. В конце концов, как раз перед тем, как журнал был перепродан, она назначила меня своим замом – а что ей оставалось, я уже два года делала за нее всю работу. При этом она меня терпеть не могла: я помню, с какой ненавистью она смотрела на меня, когда передавала приглашение Лажуани. Ты знаешь, кто такой Лажуани? Тебе это имя о чем-то говорит?