Кто-то поставил музыку, толпа зашевелилась. Кажется, Наоми Кемпбелл начала танцевать. Я не спускала глаз с Лажуани, ожидая его предложения. Потом с горя завела разговор с Джейд Джаггер, мы говорили о Форментере[7]или о чем-то таком, но она произвела на меня хорошее впечатление – умная и простая девушка; Лажуани сидел полуприкрыв глаза и, казалось, дремал, но теперь я думаю, он наблюдал, как я буду держать себя с остальными – это тоже входит в его методы руководства персоналом. В какой-то момент он что-то проворчал, но я не расслышала, музыка была слишком громкая; потом раздраженно покосился влево: в углу Карл Лагерфельд решил пройтись на руках; Бьорк смотрела на него и умирала со смеху. Кутюрье уселся на место, смачно хлопнул меня по плечу и заорал: «Ну как дела? Все путем?» – после чего проглотил подряд сразу трех угрей. «Вы тут самая красивая! Вы их всех сделали!..» – и сцапал блюдо с сырами. По-моему, я ему действительно понравилась. Лажуани изумленно глядел, как он поглощает ливаро.[8] «Ты не крупная, ты жирная шишка, Карл… – фыркнул он, потом повернулся ко мне и произнес – Пятьдесят тысяч евро».

И все, больше он ничего не сказал.

На следующий день я пришла к нему в офис, и тогда он объяснил кое-что еще. Журнал должен был называться «Лолита». «Тут все дело в возрастном сдвиге…» – сказал он. Я, в общем, понимала, что он имеет в виду. Например, «Двадцать лет» покупали в основном пятнадцати-шестнадцатилетние девчонки – те, кто хотел выглядеть как женщины без комплексов, особенно сексуальных; с «Лолитой» он хотел проделать то же самое, только в обратном направлении. «Нижняя граница нашей аудитории – десять лет, но верхней границы у нее нет», – сказал он. Он сделал ставку на то, что матери чем дальше, тем больше будут подражать дочерям. Конечно, несколько смешно, когда тридцатилетняя женщина покупает журнал под названием «Лолита», но ведь это не смешнее, чем когда она покупает обтягивающий топ или мини-шорты. Он поставил на то, что страх показаться смешной, так сильно развитый у женщин вообще и у француженок в частности, постепенно сойдёт на нет, сменится чистым преклонением перед безграничной молодостью.

Сказать, что он выиграл, – значит ничего не сказать. Средний возраст наших читательниц – двадцать восемь лет, и каждый месяц он еще подрастает. Рекламный отдел утверждает, что мы входим в обойму главных женских журналов, – говорю что слышала, у меня самой это с трудом укладывается в голове. Я рулю, пытаюсь рулить, вернее, делаю вид, что рулю, но, по сути, я перестала что-либо понимать. Я действительно хороший профессионал, это правда, я тебе говорила, что у меня ригидная психика, отсюда все и идет: в нашем журнале нет ни одной опечатки, фотографии правильно кадрированы, мы всегда выходим точно в срок… Но содержание… Что люди боятся стареть, особенно женщины, – это нормально, это всегда было, но чтобы так… Это выходит за всякие рамки, по-моему, они все просто посходили с ума.

Сегодня, когда все вокруг предстает в свете пустоты, я могу вволю смотреть на снег. Поселиться в этом месте решил мой далекий предшественник, незадачливый комик; раскопки и сохранившиеся фотографии свидетельствуют, что его вилла стояла там, где ныне находится подразделение Проексьонес XXI, 13. Как ни странно и немного грустно это звучит, но в его время здесь был курорт.

Море ушло, исчезла память о волнах. В нашем распоряжении остались звуковые и визуальные документы, но ни один из них не позволяет по-настоящему ощутить то упорное, неодолимое влечение, какое, судя по множеству стихов, внушало человеку явно однообразное зрелище океана, разбивающегося о песок.