Уже на закате российского самодержавия Ключевский в дневнике (не для печати) приведет следующее справедливое рассуждение: «Самодержавие – не власть, а задача, то есть не право, а ответственность. Задача в том, чтобы единоличная власть делала для народного блага то, чего не в силах сделать сам народ через свои органы. Самодержавие есть счастливая узурпация, единственное политическое оправдание которой – непрерывный успех или постоянное уменье поправлять свои ошибки и несчастия. Неудачное самодержавие перестает быть законным».

Первую попытку исправить положение, в котором оказалась Россия, предпринял князь Дмитрий Михайлович Голицын. Княжеский род Голицыных в нашей истории не раз выходил на первый план, хотя и по-разному. Кто-то был известен своей образованностью и тягой к реформам, как, например, фаворит царевны Софьи Василий Голицын. Именно он первым пришел к выводу, что преобразование российского государства должно начаться с освобождения крестьян. Другой князь – Борис Голицын, служивший в годы малолетства Петра его матери Наталье, напротив, «влип в историю» из-за запойного пьянства, в результате чего буквально разорил Поволжье, которым управлял.

Дмитрий Михайлович запомнился современникам честностью и неподкупностью, хотя и занимал в государстве самые высокие, как теперь сказали бы, «корруптоемкие» посты: был «верховником», а в Сенате заведовал как раз финансовыми вопросами. Но главное – именно этот Голицын остался в отечественной истории как человек, который первым попытался ограничить в России самодержавие, будучи сторонником конституционной монархии.

Попытка осовременить и сделать более эффективным политический строй Российского государства была рискованной, но он на этот риск пошел. Не ради собственной выгоды – ради России. После смерти Петра II в 1730 году, когда прекратилась мужская линия дома Романовых, русской элите пришлось выбирать не императора, а императрицу, хотя это и противоречило традициям. Недаром еще во время присяги Екатерине I мужики в некоторых деревнях, если верить источникам, отказывались это делать, считая, что императрица – правительница исключительно для женщин. Нелепо, конечно, но к тому, что империей может управлять и женщина, русские люди привыкли не сразу.

Решение принималось узким кругом наиболее влиятельных в ту пору лиц: пять членов Верховного тайного совета, три члена Святейшего синода и несколько наиболее влиятельных фигур из Сената и генералитета.

В списке кандидаток на российский престол значилось шесть имен. Во-первых, княжна Екатерина Долгорукая, на которой собирался, но так и не успел жениться Петр II. В принципе, и это было возможно, поскольку, согласно петровскому закону о престолонаследии, правитель мог в завещании назвать своим преемником любого. Этим и воспользовались Долгорукие, составив подложное завещание. Подлог не прошел, потому что согласия не было даже в самом роду Долгоруких. Но если не все Долгорукие признавали подлинность документа, то что говорить об остальных!

Вторую идею – провозгласить государыней первую жену Петра Великого – Евдокию Лопухину – также отклонили: преклонный возраст претендентки говорил не в ее пользу. Оставались две дочери Петра Великого – Анна и Елизавета – и две его племянницы, то есть дочери царя Ивана – Екатерина и Анна.

На всякий случай напомню, что после смерти царя Федора в результате борьбы между Нарышкинами и Мстиславскими на трон в качестве компромисса усадили сразу двоих подростков: Петра – от клана Нарышкиных и слабоумного Ивана – от клана Мстиславских. Конечно же, реально Иван в силу своего слабоумия не правил, да и умер быстро, однако потомство – двух дочерей – оставил. Они-то и были среди претендентов на трон.