18. Глава 18. Айза
Его хмурое лицо совершенно заросшее.
Настолько, что я просто смотрю на него и привыкаю, привыкаю, привыкаю…
Если бы встретила его на улице три недели назад, перешла бы на другую сторону! А сейчас мой живот получает самый настоящий удар. Такой, от которого что-то тягучее спускается вниз, растекаясь по бёдрам и между ног. От неожиданности мои щёки загораются, и я сгибаю то одну, то другую ногу, чтобы разогнать эту постыдную волнующую тяжесть.
На нём защитная куртка, застегнутая под самое горло.
Он похож… похож на головореза!
Огромного головореза.
Даур вертится, и я подбрасываю его повыше, прогнувшись в пояснице. Руки заходятся в новом приступе онемения, и я морщусь, шагнув вперёд.
Потому что меня тянет к машине, как к магниту.
- Ты вернулся, - выдыхаю, блуждая глазами по его лицу и заглядывая в его глаза.
Между нами кружатся пушистые снежинки, и мне хочется разогнать их рукой.
Боже… он выглядит старше…
Сколько ему лет? Этот вопрос преследует меня уже пятый день! Беспокоит и тревожит. Как и множество других вопросов. Но сейчас все они разбегаются в голове, потому что мне хочется улыбаться, как идиотке, которой я, чёрт возьми, и являюсь. Мне хочется вывалить ему все свои новости, но я молчу, потому что, окинув меня взглядом с головы до ног, Максут хмурится ещё больше.
Отстёгивает ремень, бросив громкое:
- Отойди.
Моя улыбка умирает в миг.
Потому что он… злится?
На… на меня?
Опустив уголки губ, делаю шаг в сторону, чтобы Максут мог открыть дверь.
В салоне загорается свет, рвано ложась на его лицо.
Его настроение передаётся мне мгновенно, и я тоже хмурюсь, наблюдая за тем, как на тротуар опускается сначала одна, потом вторая огромная нога. Они, его ноги, одеты в штаны с нашивными карманами и высокие военные ботинки.
Выглядит огромным и мощным. Особенно его плечи и бёдра. Я опять краснею. Потому что его тело - это то, что я представляла себе сто раз за эти дни и стыдилась этого. Вспоминала каждое ощущение от соприкосновения с ним. И хотела ещё. Бесстыже и нагло. Но всё это не идёт ни в какое сравнение с тем, какое успокоение я чувствую от его присутствия. Будто с плеч слетел мешок с цементом!
- Дай его мне, - резко говорит Максут, нависнув над нами с Дауром и протянув руки.
От его тона я напрягаюсь, чувствуя, как углубилась складка между моих бровей. Мои глаза беспокойно бегают по его лицу, пока передаю ему ребёнка. Его челюсти сжаты, вижу даже через эту бороду. Он смотрит на меня жестко, пристроив малыша на широком плече и открывая заднюю дверь свободной рукой.
- Садись, - кивает на тёплый салон.
Слова застревают в горле, а сердце ускоряется.
Это не тот Максут, которого я… я знаю. Этот другой…
Помедлив секунду и бросив на его лицо обеспокоенный взгляд, забираюсь в машину. Подойдя к открытой двери, возвращает мне ребёнка, резанув по моим глазам своими, когда наши взгляды встречаются.
Усаживаю Даура на колени, но лимит его терпения исчерпан. Он начинает плакать, а у меня ни одной чёртовой погремушки. Потому что они остались в коляске!
Пытаясь успокоить сердце, дышу глубоко и громко, пока Максут захлопывает дверь и возвращается на водительское место. Его перемешанный с морозом запах пробирается в мой нос, который я быстро утираю, натянув на ладонь рукав его толстовки, а потом начинаю нервно стягивать с Даура капюшон и расстёгивать комбинезон, в надежде, что это поможет.
Настроив на нас зеркало, Максут кладёт одну руку на руль и спрашивает:
- Где коляка?
Ловлю его яркие глаза в отражении. Пока не погас свет, вижу их ледяную голубизну.