Жалость, так как у мамы всегда была пусть не идеальная, но тем не менее довольно стройная фигура, заставляющая многих мужчин оборачиваться ей вслед. И если бы не ее беременность и рождение младенца, она по-прежнему оставалась бы привлекательной, а главное, здоровой и жизнерадостной женщиной.

Воспоминания Эрики сопровождались эмоциональными переживаниями, отражающимися на ее ранее беспристрастном лице. По мере того как она рассказывала о своей матери и рождении сестры, ее лицо претерпевало различные изменения. На нем проступали то скрытая ярость, то явное раздражение, то гримаса отвращения, то беспросветная тоска.

В конце той сессии, на которой Эрика изложила эти воспоминания, она почувствовала себя измотанной и усталой. Она попросила стакан воды и, когда я предоставил его в ее распоряжение, пациентка, приподнявшись с кушетки, залпом выпила больше половины находящейся в нем жидкости.

По завершении сессии она поправила прическу, провела рукой по лицу, словно хотела отогнать от себя столь неприятные для нее воспоминания, и, настраиваясь на дальнейший распорядок дня, каким-то необычным для нее, несколько искусственно бодрым голосом, попрощалась со мной.

Связанные с беременностью матери и рождением сестры травмирующие обстоятельства объясняли то, почему в последующие годы Эрика испытывала страх перед возможностью самой стать матерью и почему она так агрессивно относилась к детям вообще. Внематочная беременность и ее последствия еще больше укрепили ее убеждение, согласно которому материнство уродует женщину. Отсюда крик души пациентки: «Я не хочу быть уродом!».

Помню, что, когда связались воедино переживания Эрики по поводу ухудшения здоровья ее матери во время беременности и ее упоминание о собственной внематочной беременности, у меня возникла неотвязная мысль: «Внематочная беременность у женщины может быть связана с неблагоприятным стечением обстоятельств физиологического порядка. Но в случае Эрики не исключено, что ее внематочная беременность была обусловлена страхом перед беременностью и рождением ребенка, тем страхом, который был порожден предшествующим восприятием различных недомоганий матери и постоянного плача ее маленькой сестренки в качестве калечащего, уродующего и делающего несносным жизнь женщины».

К сожалению, то время мне так и не удалось прояснить этот вопрос до конца, – признался себе профессор Лившиц, все еще держа в руках альбом с репродукциями. – На мои попытки выяснить предшествующие внематочной беременности обстоятельства Эрика реагировала уходом от рассмотрения данной темы. Она тут же переключалась на иные периоды жизни, предпочитая говорить о событиях и переживаниях детства.

Сегодня, – отметил про себя профессор Лившиц, – положение о том, что психические переживания могут оказывать существенное воздействие на физиологические проявления, подтверждается не только психоаналитическими знаниями, но и клиническим опытом. В рамках своей профессиональной деятельности мне самому неоднократно приходилось сталкиваться с подобным положением вещей. Другое дело, что во время работы с Эрикой я не сумел исчерпывающим образом ни раскрыть этот вопрос, ни донести его до сознания пациентки.

Профессор Лившиц задумался о чем-то своем, однако вскоре его мысли вновь перенеслись к давно имевшему место случаю, связанному с Эрикой.

Конец ознакомительного фрагмента.