– Я преклоняюсь перед математикой, – заметила пациентка. – Все логично, последовательно, по-своему красиво. Ни в школе, ни в институте мне не приходилось испытывать каких-либо трудностей с математикой. Напротив, она давалась мне легко. Задачи и уравнения решались сами по себе. Мне это доставляло удовольствие. И я не понимала, почему другие не разбираются в математических формулах или испытывают трудности по арифметике, алгебре, геометрии.

В школе я помогала некоторым из одноклассников справляться с домашними заданиями. Мне это не составляло труда, а они ценили меня за подобные услуги. Я особенно помогала той красивой девушке, которая перевелась из другой школы и появилась в нашем классе. Из всех старшеклассниц она вызвала у меня наибольший интерес и восхищение. Хотя эта девушка ничего не смыслила в математике и, казалось, должна была вызвать у меня если не презрение, то по меньшей мере негативные эмоции, тем не менее я подпала под ее чары и с удовольствием выполняла все те задания, которые она просила сделать за нее. Мне нравились ее фигура, походка, черные волосы и что-то неуловимое, которое как магнит притягивало к себе.

Эта девушка прекрасно видела, что вызывает у меня симпатию. И она беззастенчиво пользовалась моей слабостью. Если она не нуждалась в моей помощи, то чаще всего просто не замечала меня. Но в том случае, когда необходимо было срочно выполнить домашнее задание, она без всяких объяснений подходила ко мне и просила оказать ей услугу.

Не желая того, я оказалась почти в полной зависимости от этой девушки. Иногда обижалась, что она не замечает меня. Но стоило ей только попросить меня что-то сделать для нее, как я тут же все выполняла. Моим желанием было одно: любыми средствами вызвать у нее ответную симпатию, поскольку я хотела, чтобы я понравилась ей точно так же, как она нравилась мне.

Однако в один прекрасный момент мне надоела такая односторонняя зависимость. И я решительно порвала с этой девушкой. Таким образом, как видите, я не всегда слепа по отношению к своим желаниям и легко могу обойтись без них.

Слушая, казалось бы, разрозненные и не связанные между собой на первый взгляд воспоминания Эрики, сообщенные ею в начале нашей совместной деятельности, я начал все же улавливать те отправные точки роста, проработка которых могла бы пролить свет на природу ее желания изменить свой пол.

Особое внимание необходимо было уделить определенным аспектам жизни, сопряженным с ее своеобразным отношением к мужскому и женскому телу, сексуальным возбуждением в процессе фантазирования при виде женщин и, по ее собственным словам, отвращением к ним в реальности.

С точки зрения желания стать мужчиной не менее важными были и такие ее переживания, согласно которым она испытывала ужас по отношению к рождению ребенка и детям вообще.

Быть может, последние переживания связаны с неудачной беременностью или абортом Эрики?

Возможно, она мучительно переносила свою незапланированную беременность, а роды оказались столь тяжелыми, что это наложило отпечаток на ее дальнейшие отношения с мужчинами, обусловленные постоянным страхом вновь забеременеть?

Или, что не исключено, пациентка потеряла своего первого ребенка, и это предопределило не только ее горе, но и ужас в связи с воспоминанием о муках беременности, послеродовой травме и упоминанием о детях вообще?

Можно допустить и такое, что поскольку в отличие от мужчин именно женщинам приходится переносить все страдания, связанные с беременностью и рождением ребенка, то подобное неравенство между ними способно вызвать определенную зависть со стороны женщины, которая, подобно зависти к пенису, может испытать и страстное желание отказаться от женственности и стать мужчиной.