– Богдан, – жена приблизилась к нему, коснулась его руки, – ты же знаешь, я всегда на твоей стороне.

– Знаю, – он мягко привлек ее к себе и так же быстро отпустил.

От этого стало еще хуже, а после забыться не помогла даже работа. Он отпустил Евгения и остальных, чувствуя, что все его мысли сходятся на одном. Точнее, на одной. Алина, как яд, отравляла его кровь раз за разом, сводя с ума, превращая в одержимого.

Богдан знал один-единственный способ от этой одержимости избавиться: поддаться ей. Позволить захватить себя с головой, чтобы на следующее утро проснуться и понять, что это было всего лишь наваждение. Всего лишь пустота там, где раньше было что-то иное. Поэтому он направился в отведенные Алине покои.

Ее дочь спала, испуганная няня под его взглядом тут же юркнула обратно к ней в комнату. Алина же принимала ванну. Стоило ему шагнуть в купальную, как его накрыло. Накрыло гораздо жестче, чем утром, в летнем дворце Михаила. Особенно когда она вынырнула из под тумана пены, и он увидел капельки воды на ее груди. Все такой же аккуратной, с нежными розовыми сосками.

Не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, Богдан шагнул к ней в упор, выдернул из воды, с силой вжимая в себя. Нежной кожей в грубую ткань, вплетая пальцы в мокрые волосы и впиваясь жестким поцелуем в нежные губы. Дурея от ее сладкого вкуса еще сильнее, стягивая волосы в горсть на затылке, заставляя запрокинуть голову. Открывая взгляду нежную шею, тонкие ключицы.

В этом полубреду он почти выдохнул ее имя, забыв обо всем. Даже о том, что она здесь, чтобы шпионить, но Алина забилась в его руках. С силой, яростно, отрезвляя, а потом, рванувшись, влепила ему пощечину, звук которой отразился от стен и заметался по купальне раненым эхом.

Алина

Поцелуй Богдана оказался таким сладким, таким хмельным, что я на миг потерялась в нем. Забыла о том, кто я, кто он, где мы, и словно снова очутилась в том жарком лете, которое мы с ним делили на двоих. Его сила, жар его тела обжигали даже через мундир, мне показалось, что кожа горит огнем, но от этого огня не было больно. Было сладко, а еще упоительно – как глотнуть прохладной воды в летний зной. После долгой, невыносимо бесконечной жажды.

И я пила его дыхание, жесткую власть его губ до тех пор, пока он не потянул за волосы сильнее. По коже скользнула прохлада, возвращая меня в реальность, а вместе с этим пришел и страх. Дикий, безотчетный, животный. Я думала, что справилась с тем, что мое тело может принадлежать кому-то насильно. Думала, что все это осталось в прошлом, но сейчас меня охватило липкой паутиной ужаса, и все, о чем я могла думать – это как вырваться.

Извернувшись в его руках, я влепила ему пощечину и ладонь обожгло. На руке отпечатался красный след, брат-близнец того, что сейчас проступал на его щеке. Самообладание ко мне вернулось вместе с хлестким звуком пощечины, а вот в глаза Богдана вернулась Бездна.

Я буквально почувствовала, как она давит на мои плечи, вместе с жесткими холодными словами:

– В следующий раз, Алина, ты за это ответишь.

Подавив желание прикрыться руками, я позволила себе выпрямиться и вернула ему жесткий взгляд.

– За то, что говорю тебе «нет»? Не привык к отказам, Богдан?

– За то, что подняла руку на Верховного Бестиара. – Он посмотрел на меня сверху вниз. – Твое «нет» не имеет силы, у шлюх согласия не спрашивают. Их просто берут.

Он оставил меня одну раньше, чем мои щеки вспыхнули от очередного «комплимента» в мой адрес. Но хуже всего было то, что моему телу было безразличен мой внезапно вспыхнувший страх и даже то, что он только что сказал. Я как горела, так и осталась в этом пламени, не спасала даже вода, которая на коже сейчас казалась просто ледяной.