Как же я устала! Дико, нечеловечески, жутко. Сжимая в руке телефон и пряча зареванное лицо от посторонних бестактных взглядов, я кинулась в уборную. Там закрылась в кабинке, опустилась на крышку унитаза и завыла.

За что? Почему со мной? Как он мог! Мне и так тяжело, а он…

А вдруг его подставили? Вдруг все это неправда, подлая, гнусная ложь? Нельзя верить всяким сомнительным фотографиям от безымянных доброжелателей. Надо поговорить с Хаконом. Дать ему возможность объясниться. Успокойся, Агвид, и веди себя разумно.

Размазав по щекам слезы, я набрала номер мужа, но вызов сбросили. Вся на нервах, я попыталась дозвониться ему опять, однако в этот раз механический женский голос сообщил, что: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Какого черта, Хакон? Да возьми ты трубку! Не поступай со мной так!

Рыдая и не зная, как остановиться, я раз за разом слушала про абонента вне зоны действия сети и хотела умереть, взять и умереть, чтобы весь этот кошмар, начавшийся полтора месяца назад, закончился.

Смартфон в руках внезапно ожил — пришло новое сообщение. С того же незнакомого номера. От неожиданности я едва не уронила телефон снова — успела поймать за секунду до удара о плитку.

Еще одна фотография. Мой муж в компании все той же расфуфыренной блондинки, с которой лизался на предыдущем снимке. В этот раз они сидели за столиком кафе, и Хакон нежно держал белобрысую стерву за руку.

Фотошоп?

Измена?

Третьим сообщением анонимный доброжелатель прислал адрес. Наверняка — этого кафе.

Адрес, по которому я не могла не поехать.

* * *

От нервов, от усталости я ничего перед собой не видела, шла как в тумане. Люди, дома, машины — серые мельтешащие пятна по краям зрения. Кажется, я садилась в автобус, но совершенно не помнила ни саму поездку, ни как оплачивала проезд. Я была вся в себе, в собственных мыслях.

Красная тротуарная плитка под ногами, ступеньки крыльца, стеклянная дверь с вывеской — кафе. Под бешеный грохот сердца я зашла внутрь и принялась лихорадочно озираться, прыгая взглядом от столика к столику. Это было то самое место, что я видела на фотографии: зеленые диваны, бамбуковые салфетки, интимный сумрак.

О, господи, пусть все окажется ошибкой, дурной шуткой, пусть я никого тут не найду.

Хрупкая надежда разбилась вдребезги. Они были здесь. Вдвоем. Мой муж и та девица со снимка. Сидели за сквозной деревянной перегородкой и улыбались друг другу, попивая кофе.

Даже отсюда я видела, что они любовники — не коллеги по работе, решившие пообедать вместе, не приятели, забежавшие в кафе перекусить и пообщаться. Хакон смотрел на эту грудастую блондинку так, словно прекрасно знал, как она выглядит без одежды, словно мысленно уже раскладывал свою спутницу на столе.

Пол покачнулся. Не устояв на ногах, я плюхнулась на ближайший стул и в отчаянии прижала к груди дамскую сумочку, вцепилась в нее, как в последнюю опору в безумном мире, обратившемся в хаос.

Мой муж, отец моего ребенка, тот, ради кого я поссорилась с родителями и ушла из дома, меня предал.

Изменил мне.

Пока я, полумертвая от усталости, таскалась по врачам с больной дочерью, пока не спала ночами, утешая орущего младенца, пока всеми силами пыталась не рехнуться, он трахал чужую бабу.

И сейчас, сидя за столиком кафе, Хакон выглядел таким беззаботным и довольным жизнью, что меня накрыл приступ бешенства.

Твоя дочь страдает, жена рвет последние жилы, а ты спокойно пьешь кофе и улыбаешься своей любовнице? Подонок!

Ноги сами понесли меня к этой парочке мерзавцев.

— Агвид? — заметив меня, муженек побледнел и вскочил с дивана. — Что ты здесь делаешь? А где Молли? Вы же собирались на обследования.