Рут привел лучших элейских и каппадокийских скакунов, каких удалось достать. Скакали парами, копыта лошадей попадали в сугробы, животные недовольно ржали. Я понимал, что на обратную дорогу у животных не останется сил – лошади будут загнаны. Сильная пурга, поднявшаяся в эту ночь, не оставляла гнедым шанса. Но на кону стояли человеческие жизни, поэтому я подгонял Рута, управляющего лошадью в нашей паре.

– Прибавим! Рут! – кричал я.

Мое новое тело великолепно чувствовало себя верхом на лошади.

– Загоним коней, Спартак! – откликнулся ликтор.

– Ходу, гопломах!

Мы мчали к видневшейся на горизонте фортифицированной линии римских укреплений. Десять человек из числа тех, кто не раз проходил по тонкой грани между жизнью и смертью. С их помощью я намеревался сделать большое дело.

Я всматривался в ночную мглу и немало удивился, когда впереди показались огни факелов римского легиона, вышедшего за укрепления. Первой я увидел когорту, охраняющую аквилифера30, держащего серебряного аквила31, возвышающегося над головами солдат. Когорта строилась. Легион был переведен в полную боевую готовность и ожидал сигнала о переходе в атаку. Центурионы32 и опционы33 покрикивали на своих солдат. Удалось разглядеть горнистов, стоявших чуть поодаль от знаменосцев. От души отлегло, когда я не увидел Красса и старших офицеров. Я не знал причины, по которой Красс вывел за стены свой легион, но такой подарок со стороны римлян придавал моему плану все более реальные очертания.

– Ходу, брат! Не жалей лошади! – прокричал я.

Гопломах что-то выкрикнул, но ветер развеял его слова. Ударил коня по бокам, и изнеможенное животное, вложив в свой рывок последние силы, поскакало быстрее. Видя, что наша связка с Рутом в очередной раз взвинтила темп, коней принялись подгонять остальные гладиаторы. Получалось скверно, копыта гнедых утопали в рыхлом вязком снегу.

Мы приблизились к территории римлян вплотную. Я приказал Руту перейти с галопа на спокойный шаг. Линию фортифицированных сооружений я видел впервые, и, надо сказать, картина впечатляла, заставляя проникнуться уважением к врагу. Огромный ров шириной и глубиной навскидку в три средних человеческих роста был укреплен земляным валом, как мне показалось, в высоту не меньше самого рва. Высокая стена, на вид прочная и надежная. На стене через равные расстояния стояли башни дозорных. Память прежнего Спартака подсказывала, что легионеры воздвигли укрепления, перекрывшие перешеек от Ионического до Тирренского морей, за считаные дни. Я поймал себя на мысли, что, увидь я раньше всю эту конструкцию, отчаялся бы не меньше восставших!

– Ума не приложу, почему римская свинья решила высунуть свой нос, Спартак? – так Рут отреагировал на мой приказ обходить римский легион. Для гопломаха, как и для меня, стало откровением, что враг выдвигает свои войска нам навстречу.

Действительно, за такими укреплениями не страшен любой штурм. Стало понятно, почему Красс до последнего момента избегал боя в открытую, а брал восставших измором. Но что изменилось сейчас?