Быстро освоив чтение, арифметику и письмо, Энни упросила отца Дариона учить ее и другим наукам. Боясь, что отец не одобрит ее рвения, она умоляла Дариона не рассказывать графу де Рени, что уже научилась тому, что требовалось. Свои просьбы она подкрепляла дарами — то притащит на порог дома священника ведро свежевыловленной мелкой рыбешки, то наберет для него корзину самых спелых и красивых яблок, то упросит Ханну напечь ягодных пирогов. Все же отец Дарион был человеком из плоти и крови и не мог долго противостоять ее напору.

Нужно сказать, что он сумел дать понять отцу, что Энни требуется продолжать занятия, не прибегая к обману.

Он говорил графу де Рени, что Энни очень старается и делает определенные успехи, с таким постным лицом, что граф де Рени приходил к совершенно противоположному выводу.

Обучение растянулось на три года. Но так как отец Дарион платы с графа де Рени больше не просил, тот не задавал вопросов, почему процесс обучения настолько затянулся.

Даже когда Энни проговорилась отцу, что они с отцом Дарионом читают книги по истории, географии, философии, граф де Рени махнул рукой. Читают и читают. Все равно женские мозги не приспособлены к запоминанию такой сложной информации. До замужества все успеет выветриться.

Энни же тянулась к знаниям, как росток к солнцу, и Дариону это нравилось. Он давал ей книги о далеких странах, о заморских животных, о путешествиях по океанам и воздуху, об исчезнувших цивилизациях.

Иногда он говорил странные вещи, например, что их мир один среди сотен тысяч других миров, отличающихся друг от друга, но подчиняющихся единым законам развития. В такие моменты Энни втягивала носом воздух, чтобы уловить запах спиртного. Не может же трезвый человек, тем более священнослужитель, говорить такую крамолу. Миры представлялись ему замкнутыми сферами, точь в точь, как бусины на четках, нанизанными на одну нить. По его теории, сферы тесно соприкасаются друг с другом, но разумные существа, находящиеся внутри каждой даже не подозревают об этом, потому что их сознание сковывает крепкая скорлупа предрассудков и догм. А кто-то неведомый перебирает эти четки в пальцах, может, для развлечения, а может у него есть другая цель — например, посмотреть справятся ли жители мира с поставленной перед ними задачей, о существовании которой они и не догадываются. Возможно, что и четки не одни.

Такие речи завораживали Энни. Если бы такое несли Франц или Жан, она бы хохотала до упаду и крутила пальцем у виска. Но это же был отец Дарион.

В его домишке, примыкающем к задней стене храма, большую комнату занимала библиотека, где и проходили занятия. Вторая комната, совсем крохотная, служила ему и кухней, и столовой, и спальней. Энни видела мельком часть ее обстановки, когда туда открывалась дверь. Отец Дарион позволял Энни читать книги в свое отсутствие. Так в ее руки попал томик «Диалога» Галилео Галилея в кожаном тисненом переплете. Страницы были не отпечатаны, а исписаны каллиграфическим почерком.

— Здесь говорится, что Земля не неподвижна и что она вращается вокруг Солнца. Вы читали это? — спросила она едва вошедшего в помещение отца Дариона.

— Я это переводил, — спокойно ответил он.

— И как вас еще не сожгли на костре? — возмутилась Энни.

— Дитя мое, — в его глазах блеснули хитрые искорки, — если меня сожгут на костре, в наш прекрасный Ольстен, находящийся на самой окраине страны, пришлют священника очень нескоро. А когда пришлют, им, скорее всего, окажется немощный старик, довольно консервативных взглядов, считающий, что юным дамам, да и вообще дамам, не следует утруждать себя чтением. Вы поняли мою мысль? — он забрал у нее книгу и унес в другую комнату.