Кладбище располагалось за невысокой каменной оградой. Дорожки кладбища были засыпаны палой листвой. Летом здесь цвели жасмин и шиповник, а теперь кусты и деревья стояли почти голые. За кладбищем хоронили тех, кто сам наложил на себя руки, и нераскаявшихся преступников. Говорили, что только чертополох да другие сорные травы должны были укрывать их могильные холмы, но Энни видела, что и за их могилами вопреки традициям кто-то ухаживал.

Наконец отец Дарион остановился, и Энни увидела шесть мраморных изваяний — шесть прекрасных печальных девушек, застывших в разных позах. На невысоких постаментах под фигурами на позолоченных табличках были выбиты их имена и годы жизни. Скульптуры образовывали полукруг. У ног каждой девушки стояла мраморная ваза с цветами.

— По велению герцога Уэйна вазы не должны пустовать никогда. В них всегда должны быть свежие цветы. Этим занимается смотритель кладбища.

— А зимой?

— А зимой здесь стоят ветви снежной ягоды.

— А если смотритель не найдет их?

— Однажды бывший смотритель поленился идти за ветками в лес. Тогда разыгралась жуткая метель. Но герцог как-то узнал, что его наказ не был исполнен и приказал наказать смотрителя — высечь на площади. И когда смотрителя выволокли на лобное место и раздели донага, в самый последний момент явился слуга от герцога и показал решение о помиловании. В тот же вечер смотритель наложил на себя руки. А на его могиле, — отец Дарион показал куда-то в сторону за ограду, — вырос куст снежной ягоды. Теперь его могила служит напоминанием другим смотрителям о том, как важно исполнять свои обязанности.

— А вы уверены, что жены герцога похоронены именно здесь, а не под яблонями в саду?

— Да. Я провожал души последних трех в небесное царство, читая над их телами молитву.

— И вы уверены, что герцог не убивал их?

— Энни, обвинение в убийстве — серьезное дело, в котором уж точно нельзя полагаться на слухи. Тем более я не видел ни следов удушения, ни синяков, ни пятен от яда. Они были прекрасны, будто прилегли вздремнуть.

— Но вы же не видели их без одежды? Или все-таки видели?

Отец Дарион закашлялся.

— Я имею в виду, что все эти следы могли скрываться под тканью.

— Это исключено. Всех умерших уже много лет осматривает доктор Норрис и дает заключение о смерти, чтобы исключить глубокий сон. И если бы на телах были бы обнаружены повреждения, он бы непременно сообщил бы об этом стражам порядка.

— А куда потом деваются эти заключения?

— Доктор отдает их мне, чтобы я мог передать их души в руки Господа, а затем я отдаю их смотрителю кладбища для того, чтоб он мог захоронить тела.

— А мы можем на них взглянуть? Хоть одним глазком?

— Нет, Энни, это уже слишком. Кажется, я уже достаточно удовлетворил твое любопытство.

Дни тянулись своим чередом. До тех пор, пока дорога не превратилась в грязевую кашу, Энни бегала в лес на свое место.

Однажды в кустах что-то мелькнуло. Энни испугалась, что это волк, замерла на месте, не в силах пошевелиться, и вспомнила, как дышать, только тогда, когда увидела, что это собака.

— Хок! Хок! — радостно закричала она, обнимая огромную косматую голову.

— Где же твой хозяин? — она огляделась, но никого не увидела. — Или ты гуляешь один? Хороший мальчик! — Энни потрепала его за шерсть. — Будешь? — она достала из кармана половину кружка колбасы, завернутую в капустный лист, и отломала добрый кусок. — Угощайся.

Хок проглотил кусок в один прием и с жалобным видом наблюдал, как Энни поедает свою долю.

— Шама голодная, не дам, — пробубнила она с набитым ртом, и, проглотив, то, что было, спешно запихнула в рот остатки колбасы, чтоб не дразнить собаку.