– Хватит, – злобно сказал Кастул, – правда, хватит. Отвали от меня.

Он жестко скинул с себя руку Аудакса и решительно зашагал прочь. Куда-нибудь подальше отсюда. «Может, стоит попросить центуриона о переводе в другое подразделение? – подумал он на ходу. – Нет. Так просто меня не отпустят. Нужна веская причина».

– Да и пошел ты на хрен, псина! – крикнул ему вслед Аудакс. В его голосе Квинт услышал явные ноты обиды. – Долбишься со своей мамашей, да и та дает тебе только в Сатурналии!

Кастул сделал вид, что пропустил последнее замечание мимо ушей, и пошел дальше, не оборачиваясь и не обращая внимания на крики за спиной.

Следующие несколько дней прошли для Кастула, как в тартаре. Аудакс больше не пытался с ним поговорить. Очевидно, глубоко оскорбленный словами и поведением друга, он считал Кастула предателем. А предательства Аудакс не терпел. Хотя, конечно, за маской презрения и постоянных оскорблений опытный человек разглядел бы глубокую обиду и сильнейшие переживания.

Ни одного дня не обходилось без оскорблений. Конечно, при офицерах и во время тренировок на плацу Аудакс вел себя в рамках дозволенного. Но стоило им соприкоснуться в свободные часы, начиналось безумие. Даже другие легионеры, видя это, недоумевали – что случилось? Кое-кто подходил к Кастулу с вопросами: как же так вышло, что два лучших друга, два верных боевых товарища вдруг стали врагами? Кто-то считал необходимым высказаться о недопустимости такого в легионе. Ведь легионер, напоминали ему, сражается в первую очередь за товарища, а уже потом за деньги и империю.

«У тебя вместо головы задница, коровий сын», – самое мягкое, что приходилось слушать Кастулу в свой адрес. Притом, что он внутренне понимал причину, почему его друг ведет себя так. Аудакс словно провоцировал его на стычку. Правда, чего он хотел этим добиться? В любом случае Кастул максимально, насколько мог, избегал общения с Аудаксом. Предпочитал выходить из бараков, если он появлялся там. У него всегда оказывались важные дела, если рядом был Аудакс. Одни раз он даже заперся в нужнике до тех пор, пока Аудакс не ушел подальше. Ребята в центурии уже начали посмеиваться над ним, считая его, Кастула, трусом. Напряжение росло, и вот-вот должно было во что-то вылиться. Либо, думал Кастул, кто-то сообщит центуриону, что его легионер допускает болезненную слабость, своим поведением напоминая женщину, и его накажут. Скорее всего, это будет унизительное публичное наказание. Заставят стоять в рубахе перед строем, чтобы «опустить» его. Или, опять же перед строем, центурион хорошенько высечет, не забыв, конечно, сломать пару витисов о его спину. Но это казалось не таким уж и плохим вариантом. Позор можно пережить. В конце концов, искупить в какой-нибудь битве. Не навсегда же лагерь застрял в зимних квартирах. Авось куда-то и двинемся.

Второй вариант выглядел для Кастула менее приятным. Однажды он все-таки столкнется с Аудаксом, и бежать будет некуда. Дело закончится дракой, если не кровопролитием. Ну и в итоге они оба получат витисом по первое число. Впрочем, оба этих варианта сильно друг от друга не отличались. Кастулу рано или поздно придется получить. Нет, боли он не боялся. Как и позора. Куда больше его пугало то, что он натворил. Ведь всю эту кашу заварил он сам, и назад пути нет. Теперь уже не подойдешь просто так к Аудаксу и не попросишь у того прощения. Ведь, может быть, выводы Кастула были поспешными? Действительно, как женщина. Разрушил дружбу из-за своих нелепых страхов.

Кастул настолько слаб, настолько жалок, что боится Аудакса. Боится, что тот задушит его или прирежет, решив, что тот недостоин зваться легионером и ему братом. Трусливо, очень трусливо мыслил Кастул. Получить за это по хребтине будет справедливо. Вопрос только, когда это произойдет.