Он вспомнил, как очнулся на больничной койке. Черное безмолвие длилось недолго. Ужасная боль в боку справа раздирала живот и как будто пожирала внутренности. Голова кружилась. Он попытался пошевелиться, но боль усилилась, и ему пришлось оставить эти глупые попытки.

Украдкой взглянув, Кастул обнаружил на месте ранения огромную повязку, пропитанную кровью. Да, хорошо цапанул, германский ублюдок. Похоже, в строй придется вернуться еще очень нескоро.

– Гай Кастул, к тебе посетитель, – сообщил возникший на пороге эскулап. – Но я бы не рекомендовал.

– Спасибо, – отозвался центурион с улыбкой, – но позволь сегодня пренебречь твоими рекомендациями. Пусть войдет.

В ответ врачеватель лишь тяжело вздохнул и покачал головой.

– Ты, Кастул, упертый, – произнес он с сожалением. – Что с тебя взять? Ну да будь по-твоему.

Махнув рукой, эскулап вышел.

Центуриону выделили роскошную офицерскую палату, с ширмами и даже ящиком для личных вещей.

Он знал, кто пришел его навестить. Радость от предстоящей встречи затмила боль.

– Квинт Аудакс собственной персоной! – радостно воскликнул Кастул, увидев посетителя.

В палату вошел высокий грозный человек в пластинчатых доспехах и шлеме с красным гребнем. Выражение лица его было суровым, голубые глаза глядели строго. Гремя калигами, он прошел в сторону ложа и, остановившись подле больного, вытянулся по стойке смирно.

– Центурион Кастул! Встать! – скомандовал воин.

– Да пошел ты в задницу, центурион Аудакс! – ответил Гай, и они оба рассмеялись.

Он попытался протянуть руку для рукопожатия, но у него ничего не получилось. Новая волна боли окатила его и унесла в свои туманные воды. Как мог, центурион пытался скрыть свои страдания, но Аудакса было не обмануть.

– Совсем плохо, да? – с грустью спросил он, глядя на товарища. Они оба знали, что после такого ранения возвращение в строй вряд ли возможно. Два друга. Две центурии. Один легион.

Они сражались плечом к плечу, и восемнадцатый был их домом. В тот вечер их отряды бросили на погашение очередного восстания близ лагеря. Безумные варвары устроили бунт и перерезали римских управленцев.

Те, что имели лишь людской облик, и говорили, как люди, но при том не были ими, вдруг решили оспорить господство цивилизованного мира.

Поначалу все шло хорошо, и ведь надо же было так случиться, что нелюдь напал на Кастула из укрытия, как раз в момент, когда тот отвлекся. Секунда, и в боку зияет огромная рана. Германские мечи, в отличие от римских гладиусов, умеют рубить.

«Как же обидно, – думал центурион, лежа на земле и истекая кровью, – погибнуть так. В какой-то стычке, которая останется не замеченной никем из историков. То ли дело погибнуть на земле великого сражения!»

Он видел, как варвар замахнулся, чтобы отсечь центуриону голову (так было принято среди дикарей, лишить врага головы, чтобы дух не преследовал своего убийцу).

Но внезапно варвар захрипел и из пронзенного горла его фонтаном хлынула кровь. Он упал рядом, выронив меч, и забился в предсмертных конвульсиях.

– Ты как, в порядке?! Хватай мою руку! – Кастул увидел, как над ним склонился римский воин. Лишь потом он разглядел в нем своего друга.

– Аудакс, ослиная задница! Ты-то откуда здесь взялся? – хрипло приветствовал Гай своего друга, со стоном уцепившись за протянутую руку. Странно, ведь Квинт действительно должен был быть со своими. Как его сюда занесло? Почувствовал, что Кастул в беде?

Стоило ему приподняться, как из раны в боку потоком хлынула кровь.

– Твою мать! – присвистнул Квинт. – Только попробуй сдохнуть, пока не доберемся до наших!