– Эй! – позвала девушка и замолчала, забыв, как дышать. Больше всего боялась, что мужчина не пережил ночь. – Ты…

– Живой я, – отозвался он. Кое-как принял сидячее положение и даже попытался улыбнуться. Улыбка на грязном изможденном лице больше напоминала оскал. – Спасибо!

– За что? А, ладно! Давай хоть осмотрю тебя, горе луковое.

– Почему луковое?

– Не знаю. Бабушка так говорила. Наверно, потому, что от лука плакать хочется. Ну, что замер? – спросила, когда незнакомец не двинулся с места. – Опять кикиморой называть будешь? Боишься, что погублю?

– Не боюсь, – ответил мужчина негромко. – Красивая ты… Сам пошел, коли позвала бы…

Вряд ли эти слова можно было назвать комплиментом, но они прозвучали так искренне, что Алена невольно смутилась. Отвела взгляд, сделала вид, что ничего не услышала, и продолжила деловым тоном:

– Рассказывай, что болит.

– Крови не боишься?

Девушка отрицательно покачала головой. Раз они говорили на одном языке, значит, и жест ее должен был понять верно.

Мужчина неловко повернулся спиной. По грязно-коричневой рубашке расползлось красно-бурое пятно. Из прорехи торчал какой-то металлический предмет с острым концом.

Алена не сдержала вздоха. Прикусила костяшки пальцев, чтобы не закричать. Протянула и тут же отдернула руку, боясь прикоснуться и причинить лишнюю боль.

– Все-таки боишься, – произнес незнакомец.

– Нет, – соврала она, только голос немного дрогнул. – Но никогда не видела такого.

– Помоги вытащить стрелу. Я не могу сам, наконечник мешает… Я протолкну древко, тебе нужно выдернуть его. Потом надо прижечь рану.... У меня есть кремень, нож. Костер после дождя разжечь тяжело…

– Что? Нет, я не смогу!

– Прошу, помоги…

Мужчина обернулся. Алена впервые смогла рассмотреть его при свете дня – осунувшееся лицо, впалые щеки, потрескавшиеся губы. Только ярко-синие глаза светились надеждой. Отказать ему, значит, обречь на медленную смерть.

– О, Господи! Я… Я постараюсь, если подскажешь. Только потом не жалуйся, – смирилась она с неизбежным и снова вздохнула.

Понимая, что здесь, в темноте укрытия, недостаточно света, настояла на том, чтобы они выбрались наружу. Благо, яма была неглубокой, но раненому и это простое действие далось с трудом. Опираясь здоровой рукой, он выбрался наружу, устроился рядом с тем же деревом. Ни стона, ни вздоха, только плотно сжатые побелевшие губы выдавали его состояние и то, каких усилий ему стоило подняться.

– У меня в десятом классе был учитель ОБЖ Андрей Петрович. Он в бывшей Югославии добровольцем воевал. О войне не говорил, но почти никогда не улыбался. Учил нас, как выжить в лесу и на равнине, как определить, какие растения и грибы съедобны, как строить укрытия и лечить раны. Говорил, неизвестно, что в жизни пригодится. Мы воспринимали это как шутку. В двадцать первом веке никто не воюет врукопашную. Сейчас ведут гибридные войны: разведку дроны, огонь артиллерия…

Алена говорила, пытаясь отвлечь и себя, и своего пациента. Ножом надрезала подол сарафана, оторвала от него оборки и несколько полос ткани. Не стерильный бинт, но хоть что-то.

– Сейчас, – произнес мужчина негромко. – Не жалей только, так хуже...

Девушка зажмурилась на мгновение, хотя и не могла видеть, как он надавил на обломок стрелы, проталкивая его дальше. Одно дело смотреть, как герои исторических фильмов ловко дергают из себя такие же и снова идут в бой, совсем другое – наблюдать, как металл вспарывает кожу и выходит наружу. Когда мужчина бросил короткое "тяни", Ухватилась за наконечник, резко дернула на себя. Раз, другой, с третьей попытки сумела вытащить его. Взяла лежащий рядом нож и сделала надрез на рубашке, разорвала, чтобы ничто не мешало ей. Куском ткани, как смогла, почистила рану, другим закрыла ее, перебинтовала.