Принц улыбается. Мне и самой тепло от этих воспоминаний.

- Оружие создано для того, чтобы им убивать и ранить, - произношу задумчиво. – Его нельзя полюбить, нельзя защищать. Можно только владеть.

По лицу его высочества мне становится ясно, что думает он о рабской печати.

- Я обещал, что освобожу тебя и не намерен отказываться от своих слов, но…Лайла, - в его серых глазах целая гамма незнакомых чувств. – Что-то во мне противится тебя отпускать. Это чудовище хочет запереть тебя, спрятать, чтобы ты не смогла больше сбежать. Оно желает, чтобы как тогда, когда ты не разжимала моей руки, ты всегда была рядом, в поле его зрения. А еще оно разозлилось. Очень.

- Почему? – сипло шепчу я.

- Потому что так, как улыбнулась Хему, ты никогда не улыбалась мне.

У меня сходит с ритма сердце. Нужно было бежать, едва представился шанс. Как только сняла метку с руки, бежать, бежать без оглядки…

- Это ты называешь любовью?

У меня нет для него ответа. Нет слов, которые я могла бы с жалостью наскрести в закромах своей души и бережно облечь в предложения, фразы. Я на мели.

Время идет. Ему плевать на мои чувства.

Филипп не требует от меня ответа. Через час неловкой тишины, в течении которого я пытаюсь снова утопить все мысли в книге, принц берет меня на руки и относит обратно в спальню. Но не торопится исчезнуть. Только мне здесь неловко.

- Голодна?

Я киваю.

Он уходит и снова возвращается с подносом. Открываю рот только ради пищи, вкуса которой почти не ощущаю.

- В этом доме есть картинная галерея. Хочешь пойти туда? До вечера еще уйма времени.

Я больше не хочу видеть ни одной картины, но снова киваю.

И снова меня несут на руках.

Когда раны мои затянутся, будет сложно ходить самой, ведь так не долго и привыкнуть.

Следующие два часа мы молчим. Я схожу с ума от того, как же мне хочется взять в руки кисть. Почувствовать снова запах краски.

- На чердаке я обустроил мастерскую. Хочешь…покажу?

Как я могу отказаться?

- Тогда держись крепче, лестница туда крутовата.

Как только у Филлипа руки не болят таскать меня целый день? Или это я такая легкая?

Обхватываю его кольцом рук за шею. От принца пахнет простым мылом и хлопком. Он теплый.

Мастерская…такая какая и должна быть. Светлая, уютная, просторная.

На мольберте пустой холст. А на столе рядом – в ряд выставлены нетронутые баночки с красками. Запечатанные.

- Я попросил купить. У тебя так горели тогда глаза при взгляде на картину с аукциона…- щеки Филиппа краснеют. Он смущен. Смущен!

Поразительно. Просто поразительно. Это было всего мгновением, но принц запомнил. И он привел меня сюда, помня лишь то, что мне понравилась картина. Он даже не знает, брала ли я когда-нибудь в руки кисть.

Принц помогает мне сесть на стул около мольберта.

- Мне уйти?

Я вообще не планировала садится за холст. Ни сегодня, ни вообще в будущем. Но…каких только красок здесь не было! А стоили они недешево, это я знаю. А кисти? Высшего качества! И все это…для меня.

- Я зайду через час, хорошо? Вот артефакт связи, если что, захочешь уйти или понадобится что-то или соскучаешься по мне, звони.

Дверь закрылась.

Я осталась одна.

Пылинки кружились в воздухе, подсвечиваемые лучами послеобеденного солнца. Запах дерева был на чердаке чем-то вполне естественным. Перед глазами стоял девственно чистый холст.

Раньше я вообще не думала о том, чтобы позволить кому-то войти в мое сердце – ему бы пришлось ворваться, взять эту непреодолимую крепость силой. Но теперь…я не знаю, как будет теперь.

Я верчу в пальцах кисть, касаюсь пушистого кончика, но никак не могу опустить его в раску.