Свет всё больше стал опускаться на улицу, обнажая все уголки пространства. Я накинула капюшон, быстро огляделась и широкими шагами устремилась в громоздкие кованые ворота в конце площади.

Коснувшись холодных завитков металла, оглянулась: за мной никто не шёл. Поискав взглядом, рассмотрела проём калитки. Та была тяжёлой, но поддалась без скрипа. И едва я увидела широкую пустую дорогу меж малоэтажных каменных домов, как за спиной послышались голоса. Я мигом проскользнула в проём и засеменила вдоль строений, пока ещё прикрытая тенью крыш.

Подошва то и дело скользила по булыжникам, поблёскивающим от утренней росы. В воздухе чувствовалась влага, но он теплел с каждой минутой.

Петляя меж домов и уходя всё дальше от места, где проснулась, я не представляла, куда иду, улицы казались бесконечными, только чётко понимала, что чёрная крепость оставалась позади.

С рассветом город стал просыпаться. То тут, то там открывались двустворчатые кованые ставни, ударяясь выпирающимися с наружной стороны узорами о каменные стены, а из окон высовывались люди, приветствуя соседей негромкими странными окликами.

Когда совсем рассвело, я оказалась посреди большой площади, окружённой высокими домами. Пересечь её незамеченной было невозможно: всюду сновали люди, экипажи, запряжённые лошадями, обойти – ещё длиннее, а так кружилась голова… Да и куда идти, а главное – зачем, до сих пор не могла себе ответить. И всё же решилась пойти по прямой.

С каждым шагом стала ощущать, как тяжелеет голова, буквально валится с плеч, руки и ноги перестают подчиняться, а в груди стягивает от непонятной тревоги.

– Что я здесь делаю? – бессильно выдохнула, припав на одно колено и уперев ладони в холодный булыжник.

Кто-то надо мной закричал, кажется, женщина, потому что перед глазами мелькнул длинный подол в кружевах. Она попыталась взять под руку, но я очнулась от секундной слабости, собралась с силами и выпрямилась…

И оказалась прямо перед четырьмя всадниками в тёмно-лиловой форме. Один из них спешился и, держа руку в чёрной перчатке на рукояти ножен, строго прищурился и что-то произнёс.

Открыв рот, обнаружила, что меня никто не понимает. Собственно, как и я их. И это насторожило всадников. Они окружили меня, отодвинув женщину, которая пыталась помочь.

Но, пока они что-то настойчиво твердили мне, кивая друг другу, я почему-то думала совершенно о другом: «Я умею говорить, но, вероятно, не из этих мест. Или…» – не успела закончить мысль, как кто-то дёрнул за локоть и так тяжело хлопнул по спине, что пришлось согнуться в три погибели.

Я уставилась на ноги, пока кто-то в высоких новёхоньких сапогах вежливым тоном что-то говорил всадникам. Снова не понимала смысла слов, но слышала ровный низкий голос, за которым определённо скрывалась сила.

Голова вновь закружилась так, что повело в сторону. Ещё мгновение, и я бы повалилась лицом в булыжник. Но всадники неожиданно покинули площадь, устремившись в другом направлении, а меня удержали за локоть. Я настороженно подняла голову и покосилась на руки незнакомца в перчатках.

– Ти морра гoн! – послышалось надо мной.

Медленно разогнулась и вытянулась, оправляя плащ и приподнимая с лица капюшон, щурясь взглянула на мужчину.

Высокий, широкоплечий, в чёрном пальто и слишком низко надвинутом капюшоне, чтобы рассмотреть лицо. Но у него были упрямые красиво очерченные губы и короткая тёмная борода с усами, а на грудь падали густые завитки тёмных волос.

– Aк Oциус. Эoл кии! – произнёс он.

– Не поняла ни слова, – пробормотала под нос, косясь на двойку лошадей, стоящих за спиной незнакомца, запряжённых в закрытый чёрный экипаж с алыми узорами на стенах.