Мора собралась было что-то сказать, но лишь плотно сжала губы.

– У вас есть виноградный сок?

Блю удивилась, но поспешно сунулась в холодильник и выудила оттуда кувшин.

– С клюквой.

– Отлично подойдет.

Мора с трудно поддающимся истолкованию выражением лица извлекла из шкафа темно-синюю салатницу, без особой почтительности протянула ее Нив и заявила:

– За то, что ты увидишь, я не несу никакой ответственности.

– Что? – снова удивилась Блю. – Что это должно значить?

И мать, и тетя промолчали.

Нив с мягкой улыбкой на мягком лице налила в салатницу сок до краев. Мора выключила свет. По сравнению с полутемной кухней мир снаружи сразу сделался ярким. По-апрельски яркие деревья жались к окнам, лист к листу, и все к стеклу, и Блю внезапно показалось, будто ее со всех сторон окружают деревья, будто она находится посреди беззвучного леса.

– Если собираешься смотреть, то, пожалуйста, веди себя тихо, – сказала Нив, не обращаясь ни к кому конкретно. Блю подвинула стул и села. Мора, скрестив руки на груди, прислонилась к кухонному столу. Нечасто можно было увидеть, чтобы Мора, чем-то раздраженная, ничего по этому поводу не предпринимала.

– Скажи-ка еще раз, как его звали, – попросила Нив.

– Он сказал только: Ганси. – Блю смутилась, произнося это имя. Почему-то мысль о том, что она может сыграть какую-то роль в его жизни или смерти, делала ее ответственной за его опосредованное присутствие в кухне.

– Этого достаточно.

Нив наклонилась над салатницей, беззвучно шевеля губами, по жидкости медленно двигалось ее темное отражение. Блю продолжала думать над словами матери: «За то, что ты увидишь, я не несу никакой ответственности».

От этого их нынешнее занятие казалось значительнее, чем обычно. Дальше от шуточек природы и ближе к религии.

В конце концов Нив что-то пробормотала. Блю не смогла понять значения этого нечленораздельного звука, зато на лице Моры вдруг появилось триумфальное выражение.

– Н-да, – сказала Нив уже вслух. – Вот это штука…

Она произнесла фразу с ударением на «штука», и Блю поняла, как все обернулось.

– Что ты видела? – спросила она. – Как он умер?

Нив, в свою очередь, не сводила глаз с Моры. Но на вопрос Блю ответила, даже не дожидаясь его.

– Я его видела. А потом он исчез. Просто скрылся в никуда.

Мора всплеснула руками. Блю отлично знала этот жест. У ее матери он означал, что ей удалось в ходе спора найти неопровержимый довод. Правда, на этот раз решающий довод содержался в салатнице, наполненной смесью виноградного и клюквенного сока, и Блю не могла даже представить себе, в чем он мог состоять.

– Только что он был здесь, – пояснила Нив, – а потом – раз, и ничего.

– Такое бывает, – сказала Мора. – Здесь, в Генриетте. Тут есть такое место – или места, – которых я не могу видеть. А случается, что я вижу, – при этих словах она повернулась в сторону, сделав это так, что Блю заметила, как старательно мать не смотрит на нее, – совсем неожиданные вещи.

Теперь Блю вспомнила, что мать много раз категорически отвергала всякие предложения покинуть Генриетту – даже когда подворачивались реальные возможности переехать в другие города, – несмотря на то, что жизнь здесь была довольно дорогой. Блю однажды залезла в компьютер матери и наткнулась на переписку по электронной почте. Один из ее клиентов-мужчин буквально умолял Мору взять Блю «и все остальное, без чего вы не сможете прожить» и переехать в его обширный таунхаус в Балтиморе. На это Мора сурово сообщила, что не может этого сделать по многим причинам, главная из которых состоит в том, что она ни за что на свете не покинет Генриетту, а последняя – в том, что она не может быть уверена, что он не заманивает их к себе, чтобы убить топором. В ответ он прислал сообщение, состоявшее из одного унылого смайлика. Блю не раз пыталась угадать, что с ним потом случилось.