– Эл, не заводись! – Настя попыталась его успокоить, заглянула в глаза.

– Дэини, сил нет молчать! Ведь это как опуститься надо, чтоб детьми торговать! Нет, уж лучше быть вором и убийцей, чем вот таким честным человеком. У червей в навозной куче больше чести. Лучше я убивать буду, но равного себе противника, чем унижать вот такую кроху беззащитную, пигалицу несмышлёную! Нет, я точно шею этому сапожнику сверну!

На улицу вынырнула Граю, и Эл оборвал свою гневную речь на полуслове.

– Тихо, Эливерт! Воробышек наш вернулся… – ласково сказал Наир. – Ей твои сетования и проклятия слышать не стоит.

– Да, – лукаво улыбнулась Рыжая, – если уж взялся о ребёнке заботиться, меняй свои привычки и не позволяй себе лишнего!

– Без вас разберусь! – пробурчал Эл, но улыбка на лице появилась сама по себе, едва он взглянул на Граю. – Ну что, попрощалась? Поехали, цыплёнок?

– Поехали! – вздохнула девочка.

– С кем хочешь сидеть, птаха?

– С тобой, – решила она. – У тебя конь как из сказки!

– Уломала, цыплёнок! Наир, подсади-ка её!

«Сын леса» передал кроху атаману. Эливерт усадил девочку перед собой, и, наконец, друзья отправились в путь.

– Держись крепче, цыплёнок! – велел Эливерт. – Путь дальний.

– Я – не цыплёнок, я – Воробышек! – степенно поправила Граю.

– Извини! – подавив иронию, серьёзно сказал Эливерт и нежно улыбнулся.

***

Да, путешествовать с малолетним ребёнком это ещё веселее, чем с упрямой девчонкой. Ехали теперь они медленно, как улитки.

Но это не беда – до Сальвара тут рукой подать. Можно потерпеть немного. Завтра к вечеру будут в городке у озера Кирима, отдадут Граю Вириан, а там можно снова прибавить ходу.

К балу, который устраивает Лиэлид, в любом случае успеть должны. В том, что Вириян девочку примет и будет рада внезапному подарку судьбы, Эливерт был совершенно уверен.

А пока ехали неспешно. Умытые дождём окрестности радовали глаз. Граю болтала весело, ведь вокруг столько нового для неё.

Временами они все вместе дружно напевали песни. Дэини научила их словам какой-то баллады из её мира. Песня была славная: про друзей, дороги и бродячую судьбу. Да и голос у Рыжей, что у птицы певчей… Эл без конца готов был слушать, как она выводит: «Ничего на свете лучше не-е-е-ту…», и сам подпевал с удовольствием.

За весь день лишь одно происшествие потревожило их безмятежный покой: поблизости от Креорана увидели друзья, как к небу тянется чёрный дым. Тёмная завеса расползалась по всему горизонту. Ясно-понятно, что пожар внушительный. Будь атаман один, обязательно бы разобрался, что там произошло. Но с девчатами делать такой крюк…

Да и опасно.

Пришлось уехать прочь, но мысленно Эл ещё не раз возвращался за день к этому дыму и пожарищу. А ещё к тому, что произошло утром в Берфеле...

Он посматривал сверху на чумазое «солнышко», что сидело перед ним, цепляясь ручонками за луку седла. Граю оглядывалась на него через плечо, искала его глаза, его улыбку.

Он смотрел и не понимал. Как можно отдать такое чудо? Продать свою родную дочь? Люди, для которых пьянка дороже родной крови, разве это люди вообще? Твари, хуже нечисти…

Как можно вот так?!

Всё ещё удивляешься, атаман? Да брось! Разве ты забыл, как это бывает?

Память… Проклятая память – такая шутница! Иногда хочешь что-то красивое оставить себе навсегда, а оно тает, и ты даже со временем не уверен, а было ли это на самом деле. Как сны о детстве…

А другое – рад бы забыть, и даже воспоминания о том, что это позабыл, стереть до конца, уничтожить. Но ничего не выходит. И картинка встаёт перед глазами так ясно, словно только вчера…