- Вы ошибаетесь, - спокойно возразил китаец, но глазки-запятые весело заблестели.

- Меня отец с восьми лет по всем музеям Пекина таскал, так что вряд ли ошибаюсь, - сказала я и тут разглядела ещё кое-что интересное. – Ух ты! А в руке-то у вашей красавицы Цзинь – пистолет! Стопроцентно – подделка.

- Пистолет? – китаец очень проворно вскочил на ноги и засеменил к картине.

- Пистолет, - подтвердила я. – Вот, на боку, в кобуре, как и полагается. Алексей Степанович, ведь пистолет же?

С минуту мы толкались у картины, разглядывая изображение женщины.

- Точно, пистолет, - подтвердил, наконец, эксперт. – Ну или банан… по форме тоже похоже..

- Какой банан? – презрительно сказала я. – Китаянка с пистолетом – замечательное старинное искусство.

Тут вернулась тётя-администратор в компании с телефоном, и картина перестала меня интересовать.

- Алексей Степанович, - сказала я, доставая из папки бланки, - шлёпните мне панорамку зала, а потом телефон с имейлом.

- Шлёпну, дорогая, от души шлёпну, - пообещал он.

Я только выразительно посмотрела на него и занялась объяснением и осмотром. Конечно, не особенно приятно ездить по всякой ерунде, но отказной материал - это в любом случае лучше темнухи, поэтому надо быстренько с ним закончить и забыть. Эксперт справился первым, высказал пожелание не видеть нас с Владиком до окончания смены, и отбыл, пообещав сбросить фотки по внутренней почте. Я провозилась ещё минут десять, выслушала в последний раз дикие извинения тёти-администратора, и пошла к лестнице.

- Подождите, - старичок-китаец догнал меня уже на ступеньках и с поклоном протянул на морщинистой ладошке два свёрнутых трубочкой лепестка из песочного теста, в прозрачной обёртке. – Вы правы насчёт картины… Благодарю, что заметили. У меня на родине бы сказали, что у вас – глаза дракона. Возьмите печенье с предсказанием. Для вас и вашего напарника. Того, который не любит обезьян.

Я покраснела, как рак, а старичок уже сунул мне шелестящие целлофаном печеньица в руку, ещё раз поклонился и поспешил наверх. Оглянувшись, я увидела, что он снимает со стены картину, разглядывая её, и покачивает головой.

«Что ж, сами виноваты, - подумала я, побыстрее спускаясь по лестнице, пока администрации выставки не вздумалось написать заявление о мошенничестве, - надо хотя бы смотреть, что вешаешь на стену, если пожалели денег на специалиста по древностям».

Алексей Степанович уже уехал, и на парковке меня сиротливо дожидалась «таблетка».

Забравшись внутрь, я пихнула Владьку, который развалился на всё сиденье, мирно похрапывая, а когда он сел, зевая и потягиваясь, отдала ему одно печенье.

- Это что? – спросил опер с интересом, вертя перед глазами шелестящий кулёчек.

- Печенье удачи, - коротко ответила я.

- Китайское? – догадался он.

- Вообще-то, не китайское, - я бросила своё печенье на откидной столик, положила рядом папку и сунула руки в карманы, чтобы согреться. – Оно американское, но все уже считают его китайским. Там внутри – предсказание.

- Да? – ещё больше заинтересовался Владик. – Ну-ка, посмотрим, что там меня ожидает… - он разорвал обёртку. – А ты откуда столько про Китай знаешь, Анька?

- Оттуда, - ответила я и закрыла глаза, устраиваясь поудобнее, насколько удобно можно было устроиться на жёстком сиденье.

«Таблетка» поехала, и я рассчитывала вздремнуть, пока будем добираться до отдела, но Владька с азартом шелестел обёрткой, и был намерен поболтать:

- Ань, - позвал он. – А правда говорят, что у тебя отец – дипломат?

- Какая разница? – проворчала я.