Вспомнилось, как мы с Игорем ездили в Испанию и гуляли по берегу Средиземного моря. Тогда мне казалось, что впереди нас ждет только хорошее. Это было наше свадебное путешествие, и я наивно верила, что мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день.

Как говорил персонаж одного из фильмов, «я взорвал их машину после того, как они вышли из церкви и сели в нее». После развода я иногда думала, что этот вариант меня вполне бы устроил. Лучше, когда любовь умрет с кровью и болью, а не перегнивает в постоянных обидах и тоске.

- Задумались? – улыбнулся Генрих. Я неопределенно пожала плечами. Над набережной пролетели чайки, послышался женский смех. Впереди мимы показывали какую-то сценку, размахивая красно-белыми рукавами: зрители хохотали от души.

- Мне казалось, вы тоже.

- Пытаюсь определиться, что делать дальше. А вы?

Я невольно улыбнулась. Когда-то мне верилось, что Игорь вернется. Что такая большая любовь как наша, не может просто взять и умереть. От того, что я не могу иметь детей, от того, что его мамаша ненавидела меня с первой встречи, от того…

Потом я перестала верить. Мне сделалось все равно. Любовь умерла в муках и сгнила.

- А я вспоминала, как ездила на море с бывшим мужем, - я снова постаралась улыбнуться, но улыбки не получилось. – Я там впервые увидела апельсиновое дерево с апельсинами, это такие оранжевые плоды. У нас они не растут, и это было настоящее чудо, вот так запросто их увидеть. Попросила, чтобы Игорь сорвал мне один, а он отругал меня.

Я вспомнила, как Игорь вдруг изменился в лице и закричал на всю Таррагону: «Ты что? Спятила? Ты за кого меня принимаешь?» Тогда я и правда подумала, что все это время принимала Игоря за кого-то другого. Но мелкий эпизод быстро сгладился и забылся, а теперь вот выплыл из памяти, и мне вдруг сделалось так больно, словно бывший муж ударил меня.

Он и ударил. Только я поняла это лишь сейчас. Тогда я просто почувствовала себя глупой провинциалкой, которая не знает, как ей себя вести с таким рафинированным джентльменом, который взял ее в жены.

- Странный какой-то, - покачал головой Генрих.

- А вы достали для меня гаремин, - сказала я. – И вас это не смутило и не унизило.

Генрих едва заметно нахмурился.

- Странный у вас мир, - ответил он. - Не знаю, почему это должно меня унизить.

- У нас просто странные люди, - заметила я, стараясь говорить как можно непринужденнее. – Приходят, например, к ведьме, чтобы она приворожила мужа. А муж тем временем изменяет со дня свадьбы. Вот что тут можно делать?

- Уходить, - ответил Генрих. Мимо паренек в желто-зеленом полосатом халате и колпаке катил тележку с тем, что могло быть только сладостями; Генрих махнул ему, и вскоре мы сели на скамейку с пирожными в руках. – У нас не одобряются разводы, это так, но измену никто не терпит.

- А у нас считается, что женщина должна понимать, прощать и искать ошибки в себе. И они приходят ко мне, чтобы я им помогла, - пирожное оказалось настолько сладким, что я невольно зажмурилась. Генрих пожал плечами.

- У нас смотрят на брак как на договор. Измена – нарушение договора, и никаких дел с нарушителем уже никто иметь не станет.

Несколько минут мы молчали. Потом Генрих улыбнулся и произнес:

- Я вам очень благодарен, Людмила. Очень. Вы меня накормили, хотя сами были голодны. Вы меня вытащили из клетки. Я… - Генрих посмотрел на меня чуть ли не смущенно. – Я не знаю, как отблагодарить вас за вашу доброту. Но если я смогу что-то сделать для вас, то сделаю.

Мне сделалось настолько спокойно и легко, что я не знала, что тут можно ответить. И ответила первое, что пришло мне в голову: