Прежде чем ответить, Гер плотно сжимает челюсть и что-то непроницаемое мелькает в его янтарных глазах.

- Это было давно, - наконец будто выплевывает глухо, отворачиваясь.

- И как же тебе оставили форму, фрай? - теперь уже Рона подает голос, вставая со своего настила в дальнем углу, - Ведь здесь заключенные все. После суда. У них одежка другая.

- Тебе бы о другом волноваться, вертянка, - хмыкает Гер, доставая из сундука плащ и кидая его девушке, - Надевай и молись своему богу, если он есть у тебя. Мы идем на совет.

- Знаю я, - бурчит Рона в ответ, моментально сникая и непроизвольным нервным жестом оглаживает серебристый ошейник на своей короткой шее, прежде чем завязать тесемки красного плаща.

Еще один плащ летит в мою сторону. А вместе с ним и одежда, в которой я прибыла.

- На улице жду. Быстрее, - грубовато поторапливает Гер, тушит огонь в костровой яме, забирает из сундука пистолет, который я приметила раньше, и выходит за дверь, оставляя нас наедине.

Стоило Геру исчезнуть из хижины, как Рона уже метнулась ко мне жарко зашептав на ухо.

- Ты видела, у него и оружие есть? Откуда? И форма эта офицерская! Странно очень...Знаешь, как он сюда попал? Кто такой?

- Нет, не знаю ничего про него. Сам Гер сказал, что как все попал, и это неважно.

Рона в ответ молчит, задумчиво пялясь на захлопнувшуюся за волком дверь.

- Может он и прав, что неважно, - наконец медленно выдает она, поправляя плащ, - Одевайся, Дина, быстрей. А то припрется же сейчас. Рычать будет.

- Ага, я уже почти...

***

Когда мы буквально через минуту выбежали, закутанные в плащи, с Роной на улицу, Гер и правда уже нетерпеливо расхаживал перед хижиной, рыча что-то под нос. Кинул на нас недовольный взгляд и отвернулся.

- Пошли, до полного восхода надо успеть.

- А долго топать? - спросила Рона.

- Нет, - коротко отрезал волк и зашагал вперед, уводя нас в чащу и то и дело озираясь по сторонам.

Гер шел так быстро, что мы еле за ним поспевали. О бесшумной, крадущейся походке можно было забыть - тут бы плащи не разорвать в клочья, то и дело цепляющиеся за колкие, приставучие ветки. Дыхание сбилось, став тяжелым и частым, лицо болезненно раскраснелось, и по спине заструился липкий пот. Но я иду молча и ни на что не жалуюсь, лишь громко соплю от усердия. Роне же наш марш бросок дается очевидно легче - она лишь чуть-чуть раскраснелась да волосы растрепались под капюшоном, но вдохи ее были все такие же мерные и тихие, будто и не передвигались мы почти бегом вслед за волком.

Очень скоро тропинка повела вверх и идти стало еще сложнее. Кое-где, на совсем крутых пригорках Гер притормаживал и помогал нам с Роной забраться, давая руку, а где-то мы справлялась сами, пыхтя и ломая ногти о камни и корни, за которые цеплялись, чтобы залезть.

По мере подъема между деревьев вдали начала вырисовываться скалистая возвышенность, густо покрытая неизвестным мне темно - красным кустарником. И с каждым шагом становилось все более очевидно, что направляемся мы именно к ней. Невысокие, мощные скалы выглядели пугающе. Почти белые, сыпучие, со множеством трещин, в которых пышным цветом разрастались кровавые кусты, словно открытые раны на каменном теле. Гер замедлил шаг, щурясь на вырисовавшуюся перед нами скалу.

- Почти пришли, - бросил через плечо, отодвигая еловую лапу, чтобы она не ударила по нам с Роной, плетущимся сзади.

- Земли твоей стаи? - поинтересовалась вертянка.

- Да, - Гер снова пошел вперед.

- А дозорные где? - Рона завертела головой по сторонам, и я вместе с ней, но ничего вокруг видно не было. Густая лесная чаща. Ни души кроме нас, только птицы чирикали в кронах да зверьки, напоминавшие наших белок, то и дело шмыгали туда – сюда по веткам.