Матушка Василина приготовила пирог с капустой, и я с удовольствием выпила мятный чай вприкуску с пирогом. О фигуре я перестала переживать, так как с такой физической нагрузкой толстой я не буду.

– Устала, милая? – это обращение “милая” было таким мягким и добрым, что грело душу.

– Очень, – честно призналась.

– Это с непривычки, – я вытянула ноги на противоположную лавку и задела Кешу, который улегся там.

– Мяя-у! Тебе места мало, кожаная?! – возмутился кот, а я чуть пирогом не подавилась от его обращения ко мне.

– Ну-ка, цыц! – шикнула на него старушка, и котяра что-то проворчал про незванных гостей, которые загостились, ушел на веранду греться в лучах уходящего солнца.

– Злопамятный, – покачала я головой.

– Он привыкнет. У него выбора не будет, – ответила матушка Василина, а я не поняла сути ее слов, но переспрашивать не стала.

Дни потекли за днями. Я помогала чем могла, но, естественно, были промахи. Когда я немного обжилась, пошли за грибами, провожатым со мной был отправлен Кеша, который показал в начале нашей тихой охоты съедобные грибы. А так как он искал целебные травки для матушки Василины, то каждый раз подзывать его и проверять: съедобный я гриб нашла или нет, не было возможности. Он же меня все время дергал, подзывая меня и требуя, чтобы я сорвала эти самые травки. Ножом срезать нельзя, лечебные травы не любит металла, для этих целей матушка Василина выдала мне деревянный нож. Он скорее распиливал стебли, но лучше, чем руками, так как имела дурость попытаться сорвать траву так. Итог: у меня были порезаны стеблями ладони, которые пекли, словно я их в кипяток засунула.

– А тебе нож зачем был дан?! – Кеша наорал на меня, увидев опухшие руки. – Где ты жила вообще, что такая неумеха? Иди, там в овражке ручей, руки сполосни, я пока поищу, что можно приложить. Возразить было нечего, если честно, и я молча проглотила хамство котяры.

Я пошла в указанном направлении. И, действительно, метров через пятьдесят был овраг, в который я чуть не свалилась. Как Кеша помнил, что он там, я ума не приложу.

Спустилась я в овраг и сунула руки в ледяную воду. Держала, сколько могла выдержать, и жжение сменилось онемением от холода. Мне даже показалось, что я заскулила, когда их вытащила из воды. Или это не я? Огляделась, но никого не увидела. Только вот тихий, едва заметный скулеж повторился. Это точно не я. Пошла на звук и, обогнув ствол поваленного дерева, обомлела. Там лежал волчонок. Маленький, я бы сказала, малюсенький. Он жалобно поскуливал и затравленно смотрел на меня. Он прижимал к себе лапку, и, судя по характерному излому конечности, лапка была сломана.

– Маленький, ты сломал лапку? – да, я дура и разговариваю с животными, но я так делала, сколько себя помнила, потому и сейчас удивленно уставилась, когда волчонок мне кивнул.

– Ты меня понимаешь? – и волчонок снова кивнул. – Я могу тебе помочь, ты позволишь? – и снова кивок. Я осторожно приблизилась к животному, опасаясь, что кивки мне лишь показались, и волченок меня может укусить. Но зверь позволил не только погладить его холку, но и прикоснуться к лапке. Она определенно была перебита и не мешало бы помочь зверю, иначе он навсегда останется калекой. А хромой волк – это нежилец.

Я посмотрела по сторонам, но ничего подходящего, что можно было использовать в качестве шины, я не нашла.

– Эй, кожаная, ты куда делать? – раздалось откуда-то сверху, и я подняла голову. На краю оврага стоял Кеша и таращился на меня. Вернее, он во все глаза смотрел на волчонка около меня. – Ты что удумала?