— Но…

— Ты не носишь оберегов, не заговариваешь беды и часто зовешь лихо, поднимаясь на башню, — она неодобрительно хмурилась, — удивительно, как тебя до сих пор несчастья обходят стороной.

— Так я ж нечисть, — едко напомнила ей.

Йола покачала головой.

— Ты не нечисть, просто потерявшаяся девочка.

Ее слова должны были бы меня поразить — я привыкла к тому, что никто, кроме Ашши и Берна…ну и Свера еще, в деревне не видел во мне человека — а вместо этого разозлили.

— Тогда почему вы меня в помощницы не взяли, если знали, что я человек? — жить в ее доме, выполнять поручения, терпеть этот сырой дух другого мира, тяжелый и почти невыносимый, я не хотела и не считала важным знать причину, по которой она от меня отказалась, но все равно зачем-то спросила.

— В моем доме тебе не место. — грубовато отрубила она, негромко добавив: — Надень рубаху.

И эти последние слова, почти просьба, примирили меня и с непреклонностью ее заявления, и с закрытой перед самым носом дверью.

Прощаться со мной она не стала, но я не сильно опечалилась по этому поводу.

Стеречень… я толком и не знала, что это значит. Я и про мир этот почти ничего не знала. Не видела смысла спрашивать, а просто так никто не рвался меня просвещать.

Почему-то казалось, что чем больше я узнаю́ об этом месте, тем призрачнее становится возможность вернуться домой.

К маме. К проблемам с высшей математикой, которая мне совсем не нужна, но в учебном плане почему-то есть. К мечтам о великом будущем. К любимым книгам, фильмам, музыке. К своей скучной, совершенно обычной, тихой жизни. Без оборотней, без других миров, без всей этой никому ненужной сверхъестественности…

***

Ашша жила в доме Свера, через три двери от комнаты, что занимала я, рядом с дальней лестницей, ведущей не в общий зал, а сразу в ванную, что по умолчанию считалась женской.

И она очень удивилась, когда вместе с корзиной, я принесла кое-что еще.

— Йола правда велела тебе ее надеть завтра? — змеевица крутила рубаху в руках, гладила пальцами яркую вышивку, состоящую из геометрических фигур, в которые то там, то здесь были вплетены руны.

— Зачем бы мне врать?

— Не обижайся, — примирительно улыбаясь, она протянула мне рубаху, бережно удерживая ее двумя руками, — я просто удивилась. Йола никогда ничего не дает просто так.

— И это значит, что мне ее завтра придется надеть?

Ашша кивнула, мелодично звякнув вплетенными в темные волосы бусинами. Она, как и большинство оборотниц в деревне, украшала свои волосы, вплетая в косицы подвески и бусины, мягко позвякивающие в распущенных волосах при каждом резком повороте головы. В отличие от человеческих девушек, предпочитавших удобные косы, оборотницы выглядели особенно нарядными и очень красивыми каждый день.

В моей комнате, в плетеной шкатулке на столе уже лежало несколько бусин, что притащила Ашша, желая сделать меня красивее.

Я упрямо предпочитала косу, по неизвестным даже мне самой причинам, стремясь быть похожей на обычного человека.

— А может мне лучше вообще завтра на вашем этом празднике не присутствовать?

Мне с негодованием вручили лукошко, ощутимо ткнув его краем в грудь:

— Даже не думай, — подняв корзину, что я принесла от Йолы, Ашша подхватила меня под руку, и потащила в коридор, — ты теперь одна из нас. Должна просить праматерь о защите и поднести ей дар.

— И что я ей поднесу? Свой неугасимый оптимизм и веру в лучшее?

— Венок, — буднично сообщила она, проигнорировав мой выпад, — а этой ночью будем печь пироги для праздника.

— А спать когда?

— Яра, — вздохнула Ашша, и в этом вздохе слышалось все, что она обо мне думала. То есть, ничего хорошего, — завтра Стеречень, самый главный праздник лета. Как ты можешь думать о такой мелочи, как сон?