Я спасалась от суровой реальности, и страдать от этого пришлось ни в чем неповинной Ашше.

— Ну ты мне просто скажи!

Наверное, она очень сожалела, что после того, как Свер принес меня в деревню, я проспала всего три часа, и ругала себя за то, что случайно меня разбудила. Очень ругала.

— Ты все равно расскажешь!

Я задыхалась, но упрямо не отставала от легко бегущей чуть впереди жертвы. Горящие глаза и развевающаяся за спиной красная коса выглядели, должно быть, слишком опасно, по крайней мери никто не пытался остановить меня и спасти Ашшу.

Мы пронеслись по главной улице, на которой располагались постоялый двор, по совместительству являющийся домом Свера; библиотека, в которой насчитывалось чуть меньше сотни книг; и несколько домов особо важных жителей деревни, заслуживших почет и уважение в сражениях с выходцами. Свернули на узкую тропинку, проходившую между двумя высокими заборами, и выскочили на соседнюю улицу, где мне пришлось прекратить преследование. Берн, на которого я случайно налетела — не обладая гибкостью и быстротой реакции Ашши, просто не успела его обогнуть — вздернул меня за шиворот, заставив тянуться вверх, стоя на носочках.

— Это что еще такое? — грозно спросил он у меня.

— Она не признается!

Ашша, заметив, что я обезврежена, притормозила и сдала назад.

— В чем не признается?

— Она хочет знать, почему я по тропе ходить не могу, — меня одарили ехидным взглядом, — и требует показать во что превращаюсь.

— А она не хочет! — встряла я.

— О тебе же забочусь, — возмутилась Ашша, — вы, люди, слишком впечатлительные.

Берн вздохнул, посмотрел на меня с мукой во взгляде, и проворно ухватив Ашшу под руку, потащил нас обеих к реке.

Пару раз вяло взбрыкнув, но так и не сумев освободиться, я присмирела и позволила дотащить себя до небольшой тихой заводи, где молодые изящные ивы, спустив свои ветви к воде, слегка шуршали листвой, волнуясь под порывами летнего ветерка.

— Покажи ей, — велел Берн, подведя меня к гнутой, словно прижатой к земле, березе.

Ашша нерешительно на него посмотрела.

— А зачем было из деревни выходить? — полюбопытствовала я, вытянув шею, чтобы разглядеть едва видневшиеся отсюда крыши домов. В этой тихой и уютной низине было спокойно и безмятежно, и если бы не близкое соседство капища, что находилось меньше, чем в километре на север, я бы считала это место своим любимым.

— Чтобы твой визг никто не слышал, — Берн был совершенно серьезен, и это настораживало.

— А зачем мне визжать? — осторожно спросила я.

— А сейчас узнаешь, — расплылся в нехорошей улыбке этот медведище и скомандовал, — Ашша!

Она покорно скинула на землю плетеные босоножки, посмотрела на меня сочувственно и в одно мгновение резко вытянулась вверх. Из-под длинной юбки вместо точеных девичьих ножек выглянул длинный змеиный хвост, зеленый и пятнистый. Чешуек на скулах словно стало больше, они спускались по щекам и шее вниз, выглядывали из-под рукавов, переливаясь на пальцах и подбираясь вплотную к отросшим, черным с явной прозеленью, когтям.

Дернув этими когтями завязки на платье, Ашша выскользнула из одежды, представ передо мной во всем своем чешуйчатом великолепии. Шею, высокую грудь и бока укрывала чешуя, где-то она была плотной и непробиваемой на вид, где-то нежной и едва заметной, и только живот белел совершенно обычной кожей.

Темные волосы, рассыпавшиеся по плечам, зашевелились, и на меня зашипели две зеленые змейки, показавшиеся по обе стороны ее головы.

Я не орала, только тоненько взвизгнула и зажала рот ладонью.

Одно дело предположительно знать, что вот этот вот бородатый дядька мрачного вида может в медведя превращаться, или что Свер — волк-оборотень, но увидеть все своими глазами…