— Только троньте ее, урою! — агрессивно подбирается Мариб.

— Все, свобода закончилась, красавчик. Дальше едешь с нами!

— Мариб! — сердце обрывается. Что они делают?!

— Вы охренели?! — раздаётся мужской рык. — Какого черта происходит?

Его пытаются схватить, но он уворачивается и во все горло кричит:

— Отошли от неё, собаки!

— Да успокойся ты, все равно с нами поедешь! Ты думал, долго бегать получится?!

Его отцепили от меня, один из людей ударил его по коленям с внутренней стороны. Он пошатнулся, но остался стоять на ногах, тут же кидаясь на агрессоров. Звучит брань и ругань, а я начинаю плакать навзрыд, потому что Мариба несколько человек просто начинают избивать.

— Вы что творите?! Не трогайте его!! Не трогайте!!

Пытаюсь вырваться, хоть ничего и не смогу сделать, но сердце рвётся из груди: я понимаю, что я одна виновата, это из-за меня у него уже пол-лица разбито в кровь.

Не знаю, сколько прошло времени — мне кажется, целая вечность — когда они наконец-то остановились.

МАРИБ

Рожа в хлам. Но мне до балды, в какое месиво превратили мое лицо.

Я не смогу ее защитить, их слишком много.

Но ей ничего не сделали, благо напали только на меня. Не страшно, синяки на мужской физиономии — только украшение. Пытаюсь быстро прокрутить в голове возможные варианты действий. Рыпаться — не в моем случае. Все равно увезут. А оттуда уже можно будет попробовать разобраться. Главное, чтоб с моей маленькой было все в порядке. И тут можно попробовать договориться. И даже позволить сломать себе парочку рёбер. Это пустяки. Заживут.

— Все на одного? — сплевываю кровью, продолжая и дальше огрызаться. И стараюсь наблюдать за каждым «послушником». — Молодцы, мужики! Достойно!

Малышку не трогают, но все равно на неё больно смотреть: перепуганная, заплаканная, слезы текут по щекам. Вся дрожит. Обхватила плечи ладонями, как всегда делает в моменты отчаяния и страха.

Смотрю на неё, и взгляд сам собой теплеет. Мысленно ее успокаиваю. Весело подмигиваю и улыбаюсь.

«Я разберусь. Не плачь, моя звездочка. Я для тебя все. Даже луну с неба».

— Поднимайте его. И к Антону Андреевичу.

— На каком основании бушуем? — напускное веселье не срабатывает, внутри разгорается пламя бешенства и бессилия. — Предписание?

Ее громкий плач впивается в сознание и затмевает разум. Вот как так могло получиться? Без реальных оснований они бы ни за что не осмелились, сколько раз уже пытались подступиться…

— Встал и пошёл! Давай!

Один из громил делает шаг назад, и я поднимаюсь. Ещё немного, и они мне мозги вышибут. А ей я такой точно буду не нужен. Слегка пошатываясь и с трудом удерживая равновесие, поднимаюсь на ноги. Дааа, позорище, конечно, позволить себя так замусолить. Трём псам тоже досталось, но не шибко. Боль не стихает, но самолюбие пострадало сильнее.

— Ее отпустите! Быстро! И я сам пойду.

Все, равновесие с трудом, но поймал. Мужик!

— Двигай давай!

Собаки чертовы, пошли даже на такие методы.

— Отошли от неё!

Да что я уже могу сделать? Ещё дышу, и то подвиг. Любого другого такие удары давно нокаутировали бы до реанимации. Благо спорт многому меня научил.

— Да кому она теперь нужна? Свободна, девочка. Все правильно сделала, молодец.

Я замираю и хмурюсь. Перевожу взгляд с лица говорящего на свою звёздочку. И не понимаю. Вообще не понимаю.

— В каком смысле? — спрашиваю, впиваясь в ее глаза подозрительным взглядом, мгновенно прокручивая в голове те моменты, когда она была со мной и под моим наблюдением. Ничего подозрительного не замечал…

Ее подбородок дрожит, а во взгляде вина. Неприкрытая. Острая. И осознанная.